Заклинание пришлось прервать — он срезал слишком маленький локон, и тот успел догореть прежде, чем Михаил Чарович дочитал его до конца. Бежать за новым? Нет уж! Время уходило, как вода в клепсидре.[6]Этой ночью он уже ничего не успеет, придется ждать следующей. А там совсем иная фаза луны, колдовство может и не сработать. И за сутки много всего может случиться.

Мысль эта молнией промелькнула в голове, пока он действовал. Отбросив щипцы, схватил свечу и наклонил так, что расплавленный воск капнул в воду, застывая тонкой извилистой струйкой. Еле дождавшись, пока воск застынет, он двумя пальцами схватил его — и тонкая восковая нитка провисла между пальцами.

Михаил Чарович чертыхнулся. Не первый раз гадал он на воске подобным образом, но ни разу не выходило такого результата. Висит, словно… веревка? Плеть? Червяк? Змея? Ответ был где-то близко, но вот какой вариант правильный? Веревка — это всегда «петля», что означает суд и казнь. «Плеть» — унижение и подчинение. «Червь» — значит, ждет унижение. А вот «змея»… Тут столько толкований, что не сразу правильно угадаешь. Это и яд, и злой человек рядом, и предательство, и удар судьбы, и много чего еще. Но пока судьба не подаст нового знака, стоит готовиться ко всему и сразу.

Погасив свечу, он убрал череп на прежнее место и тихо покинул подвал. Никто не заметил его возвращения. Княгиня Елена все так же спала, разметавшись во сне. Она ни капли не изменилась, но Михаил Чарович, укладываясь в постель рядом с женой, чувствовал исходящий от ее тела жар. Совсем скоро он перекинется на другое тело. Жаль, конечно, а что поделаешь?

…А в это время в том же городе, как от толчка, пробудился другой человек. Старший инквизитор-дознаватель Третьего отделения Юлиан Дич открыл глаза и сел на постели, силясь разобраться в тревожащих его чувствах.

Сегодня он вернулся из инспекционной поездки, расследуя случаи массовых смертей в деревнях на Горах, и так вышло, что на пароходе «Царица Елизавета» дважды столкнулся с необъяснимым явлением. Первое — это случай на борту «Цесаревича Андрея», из-за которого пришлось задержаться в Дмитрове. Он побывал на злосчастном пароходе, осмотрел место происшествия, выяснив, что это — дело какого-то загадочного животного. Самого зверя поймать не удалось — он как в воду канул, но Юлиан Дич был уверен, что видел эту тварь в реке и сумел ее опознать. О чем было доложено по инстанции сразу по возвращении на службу. Пусть теперь другие занимаются ловлей чудища. Он свое дело сделал, уже завтра во всех газетах пропишут об итогах его поездки на Горы. Но не это занимало мысли Юлиана Дича. Вместе с ним загадочное животное видел еще один человек. Один из пассажиров «Царицы Елизаветы», не менее загадочно исчезнувший в ту же ночь вместе с падчерицей князя Михаила Чаровича. Этот человек, занесенный в списки пассажиров под именем Петра Михайлика, приказчика из-за Каменного Пояса, обладал редким даром видеть невидимое. Точно такой же дар — только несколько иной направленности — был и у самого Юлиана Дича. И это не могло не заинтересовать его в странном пассажире. Третье отделение всю империю прочесывало в поисках, людей, обладающих столь редким и ценным даром. Самого Юлиана много лет назад еще подростком перевели из провинции в столицу. А этот, Петр Михайлик был мужчиной лет тридцати. Как случилось, что он до сих пор не попал в поле зрения вербовщиков Третьего отделения?

Вот о чем думал старший инквизитор-дознаватель Юлиан Дич. И чем больше думал, тем яснее понимал, что ему крайне важно поближе познакомиться с этим Петром Михайликом, чья внешность еще на пароходе показалась ему знакомой. И такой приметный шрам на подбородке наполовину скрытый щетиной… Где он мог его видеть раньше?

К ночи задул сильный встречный ветер, поднимая мелкую волну и швыряя в спину ледяные брызги. Заметно похолодало, в воздухе чувствовалась сырость близкого дождя. Лясота изо всех сил налегал на весла, пытаясь согреться напряженной работой. Греб отчаянно, вкладывая всего себя без остатка, как будто от этого зависела его жизнь. Она, собственно, и зависела — чем дальше они от города, тем меньше шансов, что их настигнет погоня. И он греб, стиснув зубы, и лишь время от времени бросал через плечо тревожный взгляд на реку. Тьма была такая, что кто-то другой не рискнул бы доверить свою жизнь лодке. Но Лясоте надо было уходить от погони. Кроме того, он действительно видел в темноте лучше многих людей. Там, где другие еле-еле отличали берега от воды и воду от неба, он различал неровности береговой линии, и однажды вовремя заметил плывущий навстречу темный предмет — островок плавучей травы. Видимо, впереди на реке будет небольшой остров. Толкнул плывущую мимо находку веслом — точно не бревно. Интересно, далеко ли до этого островка? И можно ли там остановиться? Они уже вошли в Змеиную, а значит, впереди их ждут неприятные сюрпризы в виде извилистых берегов, отмелей и островов.

Он не думал о своем отдыхе, ради спасения своей шкуры мужчина был готов выложиться без остатка. Но с ним была девушка. Княжна Владислава сидела на корме, сжавшись в дрожащий комочек. Кроме тонкой шали, на ней ничего не было. Дорожный плащ остался в каюте «Ласточки» вместе с украденным с «Царицы Елизаветы» одеялом, а ночь была прохладной. Лясота уже отдал ей свой сюртук, оставшись в рубашке и жилетке купеческого приказчика, но она все равно дрожала. Однако помалкивала и не жаловалась.

Вообще, княжна оказалась необыкновенной. Лясота ждал, что она начнет капризничать и ныть, но девушка терпела. Она вместе с ним прошла вдоль берега около версты вверх по течению, пока мужчина наметанным глазом не заметил в кустах чью-то лодку. Не стала спорить, когда Лясота отвязал ее и запрыгнул внутрь. Помалкивала до последнего, не донимая и не отвлекая болтовней. Поровну разделила с ним купленный у разносчика подовый пирог и теперь сидела тихо как мышка. Только стучала зубами и время от времени хлюпала носом. Лясота знал женщин, — многие давно бы уже начали жаловаться на судьбу и требовали, чтобы он, как мужчина, сделал хоть что-нибудь.

— Почему вы молчите, барышня? — поинтересовался он.

Она вздрогнула от его голоса.

— Думаю, — прошептала девушка и чихнула.

— О чем? — спросил Лясота, приготовившись выслушать пространный монолог.

— Так… Скоро ли мы приплывем?

— Не скоро. — Он бросил взгляд через плечо. Нет, пока ничего не видно. — Можете пока поспать.

— Холодно, — пожаловалась она.

— Извините! — бросил Лясота. — Костер тут разжечь негде.

— Это вы меня извините, — прошептала Владислава. — Я все понимаю… Я попробую…

Она немного поелозила на скамье, пытаясь устроиться поудобнее и кутаясь в его сюртук. Яростно работавший веслами Лясота уже отчаялся дождаться, пока она успокоится и перестанет возиться, но девушка вдруг затихла.

На несколько секунд воцарился блаженный покой и тишина, нарушаемая только скрипом уключин и плеском воды. А потом Владислава как-то странно застонала и рухнула на дно лодки, как мешок. Гулко ударилась головой о доски.