и в дни корниловщины), обязуясь со своей стороны не предпринимать активных действий в Киеве. Вот как, например, объясняет в написанных в 1920 г. воспоминаниях мотивы и цели вхождения в конце октября 1917 г. в Центральную Раду и созданный ею «Краевой комитет по охране революции» большевистских представителей тот же В. П. Затонский: «Основное наше требование к Раде было таким – не выпустить с Украины, а также с Юго-Западного и Румынского фронтов никакой военной части на подавление революции в Москве и Петрограде. Дело в том, что эти фронты были для нас наиболее ненадежными и мы знали, что керенщина, которая объединилась в борьбе против революции с корниловщиной, пытается опереться на части, которые стоят на Украине. Эту задачу, так сказать, пассивной помощи революционным центрам, мы могли бы легко осуществить в союзе с Радой, если бы она честно выполняла свои обязательства»[191]. Таким образом, тактика большевиков, их действия исходили из расчета на союз с Центральной Радой как организацией преимущественно революционной и демократической.

Совсем иначе подходили к заключению компромисса лидеры украинских партий. «…Намечался даже новый курс внутренней политики, построенной на объединении всех социалистически-революционных элементов демократии, о чем свидетельствует, между прочим, вхождение в Комитет соц. – дем. большевиков, которые к тому времени стояли полностью в стороне от работы Центральной Рады, – считает П. А. Христюк. – Намечалось осуществление на Украине того лозунга, за который шла борьба на петроградском Демократическом совещании – образование однородного социалистически-революционного правительства на Украине»[192].

Если бы произошло то, на что надеялись в экстремальных условиях лидеры украинского движения, то, очевидно, в значительной степени был бы реализован курс, предначертанный Центральной Радой. То есть, концепция Украинской революции воплощалась бы в жизнь. Однако реалии оказались отличными от теоретических расчетов.

В частности, то, чем так гордились лидеры Украинской революции на предыдущий ее стадии, считая это одним из величайших достижений – единство демократического фронта, согласие украинских партий с местными организациями общероссийских партий – в решающий момент обернулось непредсказуемыми последствиями. «Умеренные мелкобуржуазные элементы украинской и особенно неукраинской демократии остались, конечно, верны себе и начали принимать меры к тому, чтобы разрушить намеченный социалистический блок»[193]. В разных организациях они потребовали решительного противодействия поддержке социалистической революции и, в частности, в Малой Раде 26 октября 1917 г. по инициативе М. Рафеса «вымучили» резолюцию с осуждением большевистского восстания в Петрограде и предостережением о недопустимости перехода власти к Советам рабочих и солдатских депутатов. «Этой резолюцией, – с сожалением констатирует П. А. Христюк, – был расторгнут только что образованный революционно-социалистический фронт»[194].

Таким, по мнению историка, оказался механизм образования в Украине трех фронтов: контрреволюционно-буржуазного, революционно-демократического (украинского) и большевистского (московского). Признание подобной расстановки сил (с различиями в квалификации, названиях) является общим для большинства историков Украинской революции. В рамки этой условной схемы они пытаются вписать и все события последних дней октября в Киеве, что оказывается не таким простым делом. Так, Д.И. Дорошенко, следуя в целом утверждению о существовании трех лагерей, высказывает интересное наблюдение: «Вокруг штаба военного округа объединились в одном лагере не только истинные приверженцы и защитники Временного Правительства, но и все те, кто относился одинаково враждебно как к украинцам, так и к большевикам. Их победа над большевиками в Киеве угрожала и украинцам. Русская революционная демократия (кроме большевиков) – кадеты, меньшевики, эсеры – все встали на сторону штаба военного округа»[195].

Иными словами, буквально за несколько дней произошли существенные сдвиги, которые откололи, перевели, по большей части во вражеский лагерь, значительные силы, на потенциал которых еще вчера рассчитывали вдохновители и руководители Украинской революции. Последнее обстоятельство не могло не сыграть своей роли, не сказаться на позиции Центральной Рады, Комитета по охране революции, Генерального секретариата. В частности, большевики, идя на коалицию с Центральной Радой, обязались не предпринимать каких-либо активных действий в Киеве. Но уже на следующий день, после принятия Малой Радой упомянутой резолюции с осуждением восстания в Петрограде и обещанием «решительно бороться со всякими попытками поддержки этого восстания на Украине»[196], большевики оставили комитет.

Здесь же, на заседании Малой Рады Г. Пятаков заявил: «Бои на улицах Петрограда продолжаются уже 3 дня. Это свидетельствует, что там восстание не большевиков, а революционного пролетариата и войска. Карл Маркс высказывался против восстания парижского пролетариата в 71-м году, однако, когда Парижская Коммуна взяла власть, он был на ее стороне. Выражаясь здесь против восстания петербургского пролетариата и войска, вы этим самым ударили и по нашей партии, и поэтому мы выходим из М. Рады, считая себя свободными. Но знайте, что, несмотря на все это, в тот момент, когда вы будете погибать под ударами русского империализма, мы будем с вами с оружием в руках»[197]. Последние слова были встречены громкими аплодисментами.

27 октября позиция Центральной Рады была еще раз подтверждена в обращении Генерального секретариата «Ко всем гражданам Украины».

В тот же день на объединенном заседании Совета рабочих и Совета солдатских депутатов, проходившем в театре Бергонье, председательствовавший лидер киевских большевиков выступил с пространной речью: «Центральная Рада вонзила нож в спину революционного Петрограда, – говорил Г. Л. Пятаков. – Это запомнится. Если Советы будут раздавлены, если Керенский в крови потопит восстание петроградских рабочих и солдат, то украинский народ надолго должен забыть о праве на самоопределение. К вам, товарищи-украинцы, рабочие и солдаты, обращаюсь, прежде всего, с горячим призывом не идти за Центральной Радой, ставшей на путь позорного соглашательства, а всеми силами поддержать восстание петроградских товарищей»[198].

Заседание приняло предложенную большевиками резолюцию с сочувствием петроградским рабочим и солдатам и заверениями в готовности поддержать их начинание. Документ завершался постановлением: «Организовать ревком Советов, передать ему всю полноту власти в Киеве, поручить ему всемерно проводить в жизнь постановления съезда Советов и подчинить его действия высшему контролю Киевских Советов Р. и С. Д., имеющих право переизбрать его в любой момент»[199].

В состав ревкома, за исключением нескольких левых эсеров, вошли только большевики – В. П. Затонский, А. В. Иванов, И. Ю. Кулик, И. М. Крейсберг, Я. Б. Гамарник, Н. Н. Лебедев, Л. Л. Пятаков, а возглавил его Г. Л. Пятаков. Сформированный орган перебрался в бывший царский дворец на Александровской улице, превратив его в свою опорную базу, завез туда 200 винтовок. Однако ничего более сделать не удалось.

Вечером 28 октября дворец был окружен войсками. Делегация от Центральной Рады, городской думы, меньшевиков, эсеров и бундовцев потребовала выдачи оружия и освобождения дворца. Г. Л. Пятаков, учитывая расклад сил и неудачное расположение Мариинского дворца (удаленность от «Арсенала» и других пунктов сбора революционных сил), склонялся к принятию выдвинутых условий, тем более что требования прекращения борьбы не было[200].

С мнением