учет того, что переход власти к Советам рабочих и солдатских депутатов означал бы переход ее в руки неукраинской демократии (неукраинский или обрусевший пролетариат и русские в своем большинстве солдаты гарнизонов формировали, соответственно, преимущественно неукраинские по составу Советы). «К тому же, – считал историк, – хоть это и не было полностью так, украинская революционная демократия имела право утверждать, что на Украине власть и так принадлежала не кому иному, как рабочим, солдатам и крестьянам, в лице Центральной Рады. Правда, в Центральной Раде впереди шли и преимущество имели не соц. – дем. большевики, но это сути дела не меняло. Все украинские революционно-социалистические партии были представлены в ней, и никто не препятствовал наиболее левым из них взять руководство в свои руки. Можно было бы сказать, что среди украинских социалистических партий не было вовсе таковой, которая в то время могла бы выдвинуть лозунг социалистической революции, как выдвинула его русская соц. – дем. партия большевиков. Да, не было. Были зародыши ее. Но разве это означало, что вся украинская революционная демократия должна была перейти под опеку хотя и более развитой социально и социалистически московской демократии? Да и кто мог бы поручиться, к чему эта опека могла бы привести? Разве украинская демократия не чувствовала враждебного отношения к себе со стороны самых левых элементов московской демократии? Разве идея национального освобождения украинского народа не была чужой, непонятной и даже враждебной для московской «интернациональной» демократии, столь «интернациональной», что из всех едва не ста наций России она в обыденной жизни признавала только – московскую!»[234]

Рассуждения П. Христюка характерны также для других авторов и являются очень важными для понимания подлинных тенденций Украинской революции на одном из самых крутых исторических поворотов. Ведь до 25 октября 1917 г. Украинская революция входила в определенное противоречие с общероссийскими процессами, прежде всего на национальной почве. Это ярко проявлялось в отношениях Центральной Рады с Временным правительством, в негативном отношении последнего к автономистско-федералистским ориентациям украинства, к его попыткам сделать конкретные шаги в этом направлении. Что касается социальных аспектов, то, несмотря на усиливающиеся социалистические ориентации лидеров Украинской революции, которые очевидно противоречили преимущественно либеральным настроениям Временного правительства, до острых конфликтов здесь не доходило. Центральная Рада, Генеральный секретариат просто не совершали ничего такого, что бы сколько-нибудь существенно противоречило политике Петрограда.

На протяжении нескольких последних дней октября произошли довольно существенные изменения. Когда социальные ориентации общероссийской революции стали определять большевики, став доминирующей силой в Петрограде, лидеры украинства поспешили отмежеваться от их курса, даже больше – заняли не просто иную, но и во многом противоположно-непримиримую, даже воинственную позицию, несмотря на очевидное противоречие такой позиции настроениям широких масс.

Возвращаясь же к работе казацкого съезда, следует заметить, что он оказался значительно более консервативным, нежели войсковой, с откровенной враждебностью встретив сообщения об октябрьском перевороте. Делегаты съезда высказались за оказание помощи штабу Киевского военного округа для ликвидации в Киеве многовластия, пытались давить на Центральную Раду и даже направили вызовы казакам на фронт, чтобы те прибыли в Киев, а в казацкие подразделения Киева отправили своих эмиссаров[235]. Представителям Центральной Рады удалось нейтрализовать настроения и действия казаков, хотя застраховаться от неприятностей с их стороны, конечно, полностью было невозможно.

Вместе с частями штаба Киевского военного округа и юнкерами училищ казаки, по решению съезда, 31 октября оставили Киев, преимущественно подавшись на Дон, к генералу А. М. Каледину[236].

Центральная Рада заняла без особого труда своими войсками ключевые пункты города и административные помещения, заставив считаться с собой как с реальной высшей властью в городе.

Оценивая тактику Центральной Рады, всего украинского руководства в октябрьских событиях, пожалуй, нельзя считать ее взвешенной или хитро замаскированной, хотя такая точка зрения и существует в историографии. Сосредоточение власти в Киеве после ожесточенных боев «между революционным войском и контрреволюционными войсками Штаба» в руках Центральной Рады стало в равной степени как логичным, так и неожиданным в прогностическом отношении результатом, который для Центральной Рады скорее был совпадением непростых обстоятельств, чем следствием целенаправленных, спланированных, ясно осознаваемых усилий.

Падение же Временного правительства, ликвидация его местных органов создали для Украинской революции, ее политического руководства благоприятную обстановку. Можно было мгновенно реализовать все то, что не удавалось достичь на протяжении предыдущих восьми месяцев нервно-напряженной борьбы, претворить в жизнь неурезанную платформу формирования автономного строя в Украине. Шаги в этом направлении представлялись тем более важными, чем настойчивее требовала их украинская демократия, в частности ІІІ Всеукраинский войсковой съезд.

Неудивительно, что уже 30 октября 1917 г. Центральная Рада приняла решение пополнить Генеральный секретариат генеральными комиссарами по делам военным, пищевым, железнодорожным, судебным, по торговле и промышленности, почте и телеграфу. На следующий день Центральная Рада рассмотрела вопрос о положении тех украинских земель, которые, согласно инструкции Временного правительства, оставались вне автономной Украины, и, «принимая во внимание волю украинского народа, выраженную в многочисленных постановлениях крестьянских, национальных и общетерриториальных – губернских и уездных съездов, разных политических и общественных организаций отделенных частей Украины, а также взвесив то, что раздел Украины, как следствие империалистической политики российской буржуазии относительно Украины, обостряет национальную борьбу, нарушает единство революционных сил демократии Украины и тем самым ведет край к беспорядку и росту контрреволюции», – постановила распространить власть Генерального секретариата на всю Украину, включая Херсонщину, Екатеринославщину, Харьковщину, материковую Таврию, Холмщину, часть Курщины и Воронежчины[237].

В состав территорий, подвластных Центральной Раде, не была включена только Кубань, хотя жители этого края и участвовали в украинском национально-освободительном движении. Причины этого следует искать в особом характере развития революции в регионе.

Кубанские черноморские казаки как часть одного Кубанского казачьего войска (национально разнородного) были слишком тесно связаны с общекраевыми интересами, которые диктовали казачеству отдельную линию политически-революционной борьбы. Признавая свою принадлежность к украинскому народу и «великой матери Украине», принимая определенное участие в общеукраинской борьбе, украинское кубанское казачество в то же время не порывало связей с общероссийским казачеством, в частности, сделало большой вклад в создание так называемого «Юго-Восточного Союза».

Еще до октябрьских событий в Петрограде состоялось важное для жизни Кубани заседание Кубанского Военного Совета, продолжавшееся две недели. Обсудив дело будущего государственного строя в России, Совет единогласно высказался за федеративную республику. В заседаниях Совета участвовали в качестве гостей представители Украины, встреченные очень тепло. Председатель Совета приветствовал их на украинском языке, называя «сынами нашей матери – Украины».

Став на почву федерации, кубанцы в конце января 1918 г. провозгласили свою область Кубанской Народной Республикой с отдельным Законодательным Советом и правительством[238].

* * *

Трудно утверждать, что осуществляемые лидерами украинства шаги вытекали из