Наутро после такого сна у меня всегда бывало прекрасное настроение.

Но то, что я увидел на Маточкином Шаре в начале зимы, было, конечно, куда красивей снов! Северные сияния попросту околдовали меня. В них и впрямь было что-то колдовское, одновременно манящее и грозное. И они струились, мерцали, переливались всеми цветами радуги, а ведь сны, к сожалению, почти никогда не бывают цветными.

В непроглядном мраке возникало облачко. Оно поднималось — легкое, почти прозрачное. Свет, исходивший от него, делался ярче и ярче. Он был совсем не такой, как будничный свет луны или звезд.

Иногда северное сияние медленно и торжественно гасло. Но порой исчезало мгновенно, будто киномеханик одним поворотом ручки выключил проекционный аппарат.

Да, северные сияния и рассветы — это было самое удивительное, что я увидел в Арктике до того момента, как под крылом самолета появились вдруг льдины необычайно яркой, ослепительной голубизны.

Сейчас расскажу о них.

…Все же спустя год мне удалось попасть поближе к Земле Ветлугина, перемахнув через весь СССР, с Новой Земли на Дальний Восток.

В те годы Северный морской путь эксплуатировался еще по частям. Таймырский полуостров, выдававшийся далеко к северу, разделял путь на два отрезка: западный и восточный. Последний-то и обслуживала наша дальневосточная экспедиция, корабли которой регулярно ходили между Владивостоком и Колымой.

Труднее всего доставалось кораблям в проливе Лонга, который часто забит льдами. Решено было в помощь караванам использовать воздушную разведку. Неподалеку от каверзного пролива, на мысе Северном, впоследствии переименованном в мыс Шмидта, создали базу авиации, а меня прикомандировали к ней в качестве гидролога-ледовика. Я должен был давать ледовые прогнозы.

Мы вылетали в авиаразведку, кружили надо льдами, фотографировали их, изучали с воздуха. Наших радио-сообщений нетерпеливо ждали на кораблях, двигавшихся к проливу с востока или с запада.

Иногда, по условиям разведки, случалось забираться и дальше пролива Лонга, пересекать воздушное пространство над черно-белой громадой острова Врангеля и обследовать состояние льдов у его северных берегов.

Теперь я «догнал» Андрея, даже опередил его! Был намного ближе к Земле Ветлугина, чем он.

Чтобы убедиться в этом, соедините прямыми линиями на карте мыс Шмидта, юго-восточную оконечность острова Большой Ляховский и точку в северо-восточном углу Восточно-Сибирского моря, где, по расчетам Петра Ариановича, располагались его острова. У вас получится разносторонний треугольник. Вершина его — Земля Ветлугина, не так ли? Моя сторона вдвое короче Андреевой.

Поэтому мне и посчастливилось перехватить льдины, которые нежданно-негаданно очутились у северного берега острова Врангеля.

Произошло это так. Возвращаясь после очередного облета района, я увидел несколько голубых льдин, которые сбились в стайку неподалеку от берега.

Голубые? Не может быть!

Пилот по моей просьбе снизился и начал делать круги.

Распугивая тюленей, снова и снова проносились мы на бреющем надо льдами, а я все не мог надивиться, наглядеться, не в силах был оторвать от глаз бинокль.

Торосы? Обломки больших торосов? Как бы не так!

Во-первых, цвет! Торосы обычно зеленоватые, а эти льдины — ярко-голубые, какими бывают айсберги. Во- вторых, размеры. Среди торосов айсберги выделяются, как грецкие орехи в рассыпанной крупе. В-третьих, кристаллизация льдов. Торосы более ноздреваты, быстрее тают, так как разъедающая их морская соль помогает разрушению. Все приметы были налицо!

Сомневаться не приходилось: подо мной айсберги, обломки айсбергов. Они находились в полуразрушенном состоянии, но возникли, несомненно, на суше, а не в море.

Где же? Только не на острове Врангеля. Остров Врангеля не рождает айсбергов, на нем не имеется ледников. Других островов поблизости нет. Но я-то ведь знал, что за горизонтом лежит Земля Ветлугина, еще не нанесенная на карту. Стало быть, айсберги приплыли оттуда?..

К несчастью, еще в самом начале полета я израсходовал все кассеты своего фотоаппарата. Непростительная небрежность! Снимать было нечем!

На базу пришлось вернуться с пустыми руками.

Мы собирались — с новым набором кассет — снова лететь к голубым льдинам. Не удалось. Не пустила погода. Поднялся снежный ураган и бушевал над нашим районом три дня. А когда мы опять прилетели на старое место, то удивительных голубых льдин уже не было. Вероятно, их разметало и унесло в море.

Начальник базы отнесся к моему сообщению с обидным недоверием. Впрочем, поломавшись с полчаса, он дал себя уговорить и послал запрос-радиограмму Минееву, который сменил к тому времени Ушакова на острове Врангеля. Минеев ответил немедленно. Нет, эскимосы, промышлявшие песца на северном берегу, не замечали никаких необычных льдин в море.

— Наверное, не обратили на них внимания, — сказал я. — Надвигался снежный ураган. Надо было успеть осмотреть капканы…

Я осекся под взглядом начальника базы…

Лишь Андрей — душа, настроенная в унисон с моей, — понял меня и разделил мое огорчение. Когда мы встретились в Москве, он внимательно, не прерывая, выслушал рассказ об удивительных голубых льдинах, потом сплюнул и с досадой поскреб всей пятерней в затылке.

Ведь это было так важно — айсберги у острова Врангеля!

Глава седьмая

УЛИКА КОСВЕННАЯ

На протяжении нескольких лет мой и Андрея постоянный адрес был — Арктика, причем северо-восточная. Старались не очень отрываться от «своего» моря, держаться поблизости — на всякий случай! В переулок между Пречистенкой и Остоженкой наведывались лишь от времени до времени.

Лиза исправно встречала и провожала нас, единственный оседлый участник триумвирата. Ее метания кончились. Она поступила в строительный институт, наконец-то «найдя себя» в одной из наиболее романтических профессий того времени.

Весной 1931 года Андрей по-прежнему находился на острове Большой Ляховский, а я был в бухте Тикси, когда из северо-восточного угла Восточно-Сибирского моря донеслись тревожные сигналы SOS. Их передавало сухогрузное судно «Ямал», зажатое плавучими льдами и дрейфовавшее с ними на северо-запад.

Сигналы приняли одновременно несколько полярных станций, так как за «Ямалом» с недавних пор было установлено непрерывное наблюдение в эфире.

Судно принадлежало нашей дальневосточной экспедиции. Летом 1930 года оно побывало в устье Колымы, а на обратном пути во Владивосток встретило сплоченные льды и пыталось укрыться в Колючинской губе, но проникнуть туда не смогло и вмерзло в припай у входа в губу.

Часть зимы прошла благополучно. Однако в феврале 1931 года сильные ветры оторвали кусок припая вместе с «Ямалом» и потащили в Чукотское море. Так начался дрейф, все эти зигзаги, вензеля и петли, от которых кругом идет голова, когда смотришь на карту.

Легонько покусывая корабль, то сжимая, то отпуская его, как кошка, забавляющаяся пойманной мышью, плавучие льды донесли его почти до координат Земли Ветлугина и здесь раздавили.

«Ямал» пошел ко дну.