Сверкали драгоценностями яркие, тёмные, блестящие глаза. И распускались цветами яркие юбки вокруг их ног. Летали, сплетаясь в диковинные узоры, их руки…

А музыкант пронзительно пел, так, что его уверенность переходила и всем:

Оум…

Без музыки всё несовершенно.

Без музыки всё несовершенно…

Оум…

Оум…

Оум…

Снова быстро перебирал струны, заставляя женщин деревни, собравшихся вокруг дома, неистово кружиться, яркими пятнами заполняя всё пространство, заставляя бешено звенеть серьгами и браслетами. Заполняя воздух выше полупрозрачными шалями. Да блестящими брызгами вышивки, маленьких круглых зеркал, блестевших на солнце. А у кого-то из богатых семей – золотыми и серебряными нитями. Ярко блестели на солнце золотые украшения и драгоценные камни в них. Но ещё ярче и ещё красивее блестели глаза танцующих женщин.

Я смотрела на них, смотрела, смотрела…

И вдруг сама оторвалась от стены, ступила в центр дома, на свободное место. Первые шаги делать было больно, и я, кажется, хромала. Но, стоило мне поднять руки, изгибаясь вслед за плавными переливами музыки, да стоило мне начать переплетать пальцы в диковинных узорах на уровне груди, шеи и, поднимая выше головы, стоило перекружиться несколько раз, увидев всполох яркой голубой ткани, начавшей развеваться вокруг моих ног…

То странное чувство, когда только что была едва живая от боли, когда всё тело было страшно измучено и болело, но… но музыка поглощала моё тело, заставляя боль исчезнуть или на время отойти куда-то в сторону. Музыка захватила моё сознание и всё моё тело.

Мохан не видел меня. Он всё ещё сидел, погрузившись в свои знакомые ритмы и любимые звуки. И никто из жителей деревни не видел меня снаружи. А если бы мельком увидел в окне, то, может, и не заметил среди развевающихся юбок и концов дупатт у женщин, танцующих снаружи. Я танцевала для себя. Я танцевала захваченная музыкой. Весь мир вокруг, вся жизнь стали вдруг совершенно не важны.

Только бы крутиться под медленные размеренные звуки. Только бы выгибаться вслед за плавными переливами мелодии. Только бы сплетать диковинные узоры из запястий и пальцев, следуя за сумасшедшими, быстрыми звуками.

Остались только звуки музыки, моё тело, вдруг ставшее удивительно сильным и гибким, да голос молодого музыканта, вёдший меня и занимавший всю мою душу и все мои мысли:

Руй руй руй… ри на на на… на на нам ри на на нам. Рин на на на рин на на на ри да ри да ри на на на ри… ри на на на ри на на на ри рэ ри рэ рии рииииии…

Только я и музыка. Только его голос. Как сладко отдаться музыке и плыть за нею… Тело словно вода, принимающая форму сосуда, принимающее новые позы, облачённое и закутанное в звуки…

Когда звуки кончились, это было непривычно и странно. Следуя звукам, только что звучавшим, я совершила ещё несколько движений руками, выгибаясь телом на бок…

Открыла глаза.

И застыла растерянная.

Мохан смотрел на меня широко раскрытыми глазами. А руки его застыли на струнах.

Стихли почти все звуки браслетов вокруг. Хотя в нескольких местах, вблизи стены и поодаль, несколько комплектов браслетов ещё звучали на чьих-то запястьях и ногах – их увлёкшиеся хозяйки всё не хотели останавливаться, пытаясь ещё на сколько-то мгновений отдаться этому дивному блаженству, которое вызывает танец, сплетённый с музыкой, играющий в движениях наших тел.

Несколько мгновений мы растерянно смотрели друг на друга. Юноша – обнаруживший вдруг, что его, оказывается, внимательно слушали и, более того, танцевали под его музыку и песню. И я, обнаружившая, что он, оказывается, какую-то часть моего танца успел увидеть.

Вслед за воцарившейся тишиной – замолкли последние чьи-то браслеты, а голоса к их обладательницам и к мужчинам, видевших их, всё ещё не вернулись – пришла усталость. Страшная усталость навалилась на меня. Я запоздало заметила, что всё моё тело болит. Запоздало вспомнила о боли в теле зашибленном.

Шумно выдохнула. Рот открыла, заглатывая воздух. Так, словно снова тонула. Словно всего на мгновение выплыла на поверхность. Словно последнее, что могло сделать тело, перед тем как сознание померкнет, а оно вновь погрузится в пучину – это открыть рот и заглотнуть побольше воздуха. Будто это что-то изменит.

Росчерк ярко-розовой дупатты возле меня. Тело выгнулось, ударяясь о твёрдый пол, и снова обмякло. Отчаянно звякнули при этом браслеты.

Всё расплывалось. Последнее, что успела заметить – край ярко-розовой дупатты, расшитой золотыми нитками и круглыми маленькими зеркалами. У меня такой не было никогда. Такой красивой. Но она почему-то лежала на полу возле меня…

– Кизи! – испуганный голос сбоку. Молодой. И будто знакомый.

– Что… – донеслось неподалёку.

– Кто там?.. – прозвучало издалека.

И последнее, что услышала, был потрясённый чей-то вскрик:

– Бинкар!

И всё в темноте утонуло.

О, бог Шива, ты встретишь меня? Проводишь мою душу, когда сгорит моё тело?.. Ты не побрезгуешь взять мой пепел и украсить им свой лоб и свои предплечья? О Шива, Благоволящий! Бог, который принимает всех, даже самых ничтожных и жалких…

На фоне темнеющего неба его чёрные, длинные волосы выделялись резкими узорами. Серебряных линий добавляли в эту жуткую картину росчерки двух изогнутых мечей, которые он держал в руках. Будто хвосты жуткие взлетали за ним и плыли за ним подвески с клыками, крепившиеся к его поясу.

Ванада не дрался. А если и дрался, то с кем-то невидимым. Гибкое сильное тело двигалось резко и энергично. А руки быстро меняли положение, уводя хищные лезвия за собой. По груди из-под ожерелий стекал пот.

Но он всё тренировался. Или… танцевал?.. И музыкой ему были громовые раскаты. И словно священный огонь озаряли всё вокруг молнии, рассекавшие небо. Зловещими отблесками покрывались золотые ожерелья, браслеты и серьги кшатрия. Взлетали комки чего-то белого из-под его босых ступней. Да белые мухи кружились вокруг него порою, когда снова налетал мощный порыв ветра на него.

Только он один на горном склоне. Босой, сердитый, резкий. Только он один в нутре разбушевавшейся стихии. На этом склоне, что резко обрывался и уходил в пропасть, так легко было оступиться и сорваться. Но воин быстрого танца своего не прекращал.

– Опять получил странный дар? – насмешливо спросили рядом.

Ванада обернулся, но никого рядом не увидел. Только тёмная дымка скользила там и сям по склону горы.

– О несчастный! – насмешливо продолжили рядом с ним, только голос лился как будто из разных мест. Хотя и рядом никто не стоял. – Благословения богов могут стать мучительными, как и их проклятья.

– Снова играешься со мной?! – прошипел Ванада сквозь зубы.