– Сдохнешь ты, ну как же! – фыркнул я. – Ладно, проехали. Но язык твой – враг твой. Что будет, то и будет… честно сказать, я как-то опасаюсь с девчонками… хмм… любиться. Они такое перенесли… а я к ним с… в общем, вы поняли. А с нашими спящими красавицами… парни, вам правда будет не стремно обнимать девчонку, которая смотрит сквозь тебя? Психически больную? Если не стремно – тогда давайте, вперед! Только сами себя после этого будете уважать? А как на это посмотрят Настя с Леной? Ну вот представьте!

– Как… как… каком кверху! – невпопад буркнул Митька и криво усмехнулся. – Это я так, для красного словца сказал про девчонок. Но мне тоже хочется, чтобы меня любили. Как тебя, к примеру! Мне хочется с какой-нибудь девчонкой… нет, не только секса! Хочется любви, чтобы меня ждали, чтобы обо мне заботились! Семью хочу! Жену!

– Мить, всего пару недель назад ты был школьником! Раздолбаем! – Я недоверчиво помотал головой. – А теперь думаешь, как создать семью и где найти жену?

– Я и щас раздолбай. – Митька снова усмехнулся и глубоко вздохнул. – Только раздолбай, который хочет жить по-человечески, с девчонкой, в семье. В своей семье. Две недели назад, говоришь? Две недели назад мир был жив! Люди были! И мы были совсем другими! Чего теперь вспоминать?

– Давайте проедем по Юбилейному, – предложил Мишка, – побибикаем, покричим. Может, кто-то и выйдет на крики? Люди нужны, люди!

– Куда мы сейчас поедем? Ты видал, что там у Митьки? Ты глянь на него, он того и гляди грохнется в обморок! Нет уж, до дома… в аптеку заезжать не будем, у нас все есть, что нужно.

Джип легко взобрался на подъем возле нефтепромысла, и я вдруг подумал о том, что, если жахнут эти огромные емкости, будет большая беда. И дело даже не в том, что они закоптят небо и все вокруг себя. Нефть польется в Волгу, и тогда будет худо. Запачкает этой дрянью все берега на сотни километров вниз по течению. Даже непонятно, как до сих пор такое не случилось. И начал вспоминать: качалки на Соколовой горе работают или нет? И вроде как припомнил – нет, не качают! Их кто-то остановил. И я вдруг испытал острое чувство благодарности к неведомым нефтяникам, которые, уже умирая, все-таки доползли до рубильника и выключили электромоторы, движущие глубинными насосами. Для детей, для внуков выключили. Чтобы тем… чтобы нам было где жить.

Мимо строительного рынка, огибая аэродромное поле, огражденное серым бетонным забором. Вероятно, Саратов – единственный и уникальный город, дошедший до такого маразма – устроить аэропорт почти в центре города! На Соколовой горе! Самолет, взлетая, проходит над нефтепромыслом, а потом идет над Волгой, совершая разворот. А если авария? Если двигатель заглох? Куда приземляться? В промысел? В емкости с нефтью? Или сразу на дно Волги?! Идиоты!

Отсюда раньше летали в основном на Москву, Питер да в Сургут – отвозя бригады работяг на сменную работу. Теперь – тишина, и только ветер носится над вымершим полем. Скоро, очень скоро вместо аэродрома будут заросли кустарника и мерзкого клена ясенелистного, завезенного к нам, кстати, из самой Америки. Хотели, понимаешь ли, получить много быстрорастущей мягкой древесины. Получили, ага. Эта дрянь теперь растет у всех дорог, распространяя свои семена-«вертолетики». И сто́ит этой пакости завестись в саду… это кошмар. Проклятое дерево обладает способностью подавлять рост других растений. А еще оно способно вызывать аллергию, так как его пыльца, можно сказать, ядовита. Анчар какой-то, а не дерево!

Все это проносилось у меня в голове, пока мы ехали к дому. Да, я много читал и много знал. Разрыв шаблона – так это называли раньше, до Дня непослушания? Почему-то все вокруг считали, что спортсмен обязательно туп и двух слов связать никак не может. Видимо, судили по футболистам и их женам, показавшим себя великими знатоками всех наук на свете. Например, одна из таких жен на полном серьезе заявила, что Солнце вращается вокруг Земли. Сам слышал, в Ютубе смотрел!

База встретила нас хорошей новостью: сразу три девочки пришли в себя. Высокая, крепкая девчонка лет пятнадцати и две на вид помладше и потощее. Настя с Леной им особо ничего рассказывать не стали, решили вначале дождаться нас.

Когда узнали, что Катя покончила с собой, радость сразу притухла.

– Да как же так?! – Лена побледнела и на миг прикрыла глаза. – Это я виновата! Я ее обманула!

Я посмотрел в ее кукольное личико, которое без малейших следов косметики дало бы сто очков вперед лицу любой гламурной красотке, и, вдруг повинуясь импульсу, схватил ее за плечи и притянул к себе. Я гладил ее вздрагивающие плечи и не обращал внимания на происходящее вокруг. И только когда Лена успокоилась, осторожно отстранил ее от себя и увидел, что мы остались одни возле приоткрытой дверцы джипа.

– Ты не виновата. Ты хотела как лучше. Так что забудь! И вот еще что, Лен… она сама выбрала свой путь. Понимаешь? Каждый из нас вправе делать так, как он считает возможным. Если ты считаешь что-то правильным – делай это сейчас, завтра может быть уже и поздно. Нужно жить – здесь и сейчас, и только так! Ты понимаешь меня?

– Я понимаю тебя! – Лена снова шагнула ко мне, поднялась на цыпочках, обхватила мою голову и крепко поцеловала в губы. Ее дыхание было свежим и пахло мятной зубной пастой. И мне вдруг в голову пришла глупая мысль: она готовилась к поцелую, специально почистила зубы? Или всегда такая чистоплотная?

Честно сказать, я нередко забываю почистить зубы… мама всегда меня за это ругала. Папа только улыбался – вряд ли он на войне чистил зубы два раза в день, это точно. Да и раз в день небось не получалось. Кстати, надо бы взять себе за правило – чистить зубы утром и вечером. Утром – понятно зачем, вечером… а вдруг кто-то решит меня поцеловать? А я такой весь из себя с нечищенными зубами!

Эта мысль показалась мне такой глупой и смешной, что я невольно улыбнулся. Лена недоуменно посмотрела на меня, похлопала длиннющими ресницами, хотела что-то мне сказать, но я наклонился и чмокнул ее в носик. А потом приказал:

– Пойдем, разговаривать будем с бывшими… хм… «зомбачками». С Катей как следует не поговорили… Надо будет у этих выяснить, что они помнят и вообще… как будут жить.

Девчонки дожидались нас в гостиной, испуганно таращась на обвешанных оружием обитателей дома. Настя осматривала рану Митьки – видимо, не доверяя моему врачебному искусству. Митька шипел сквозь стиснутые зубы, а когда увидел меня, сразу возопил и потребовал призвать к ответу эту чертову Настьку, которая живьем отдирает замечательные, не нуждающиеся в замене повязки.

Насчет живьем – конечно, соврал. Настя отмочила повязки какой-то жидкостью, потом снова промыла рану – ваткой, осторожно и затем обследовала. Ну и я еще раз поглядел, что там у него.

Кожу, конечно, распороло неслабо, но вроде как мышцы все-таки не задело. Если только ушибло. Накладывать швы не стали – просто прилепили сорванный клочок кожи на место и забинтовали. Настя сделала Митьке укол антибиотика (после того, как я пригрозил, что сам сдеру с него штаны и отпинаю, если будет продолжать вопить и ругаться). Потом она сделала ему еще укол – не сказала, какой, – и все успокоились.