и даже цепляю на грудь бейдж. Подхватываю сумку, которую с трудом застегнула — одежды-то прибавилось, — и, злобно вдавливая каблуки в пол, стучу ими в сторону парковки.

Машину, на которой ездила прикидываться невестой любителя зайчатины, замечаю сразу. К счастью, и знакомый водитель находится рядом. Он любовно натирает тряпочкой блестящий чёрный бок своего места работы и насвистывает весёлый мотив.

— Здрасти, — бурчу, заставляя его оторваться от крайне увлекательного дела, и распахиваю заднюю дверь. Закидываю туда сумку и командную: — в «Созвездие».

Водитель не говорит ни слова. Молча занимает свое место и везёт меня на работу. А я продолжаю кипеть. Всю дорогу я ругаю Гесса — это перво-наперво — за то, что он такой чёрствый и жестокий козёл. Что так легко топчется по чужим чувствам и самооценке.

Во вторую очередь кляну Вязьмина — за то, что он эгоистичный аферист и втянул меня в свои игрища.

Ну и в третью, я ругаю себя — за эту горячую реакцию. Призываю плюнуть на произошедшее и растереть, но не выходит. Умом понимаю, что надо просто написать заявление и уехать к маме, а душа требует возмездия. Ну или хотя бы оставить последнее слово за собой.

На таком эмоциональном взводе дорога пробегает незаметно, и вот я уже поднимаюсь с подземной парковки «Созвездия» на ресепшен и решительно иду к Михаилу. Сегодня наша смена.

— Маргарита? — удивляется он. — Вы сами добирались?

— Нет, — говорю отрывисто, — с водителем Гесса. Он у себя?

Я знаю, что дома его нет — ну если не соврал, конечно. У меня есть план, и я ему следую.

— «Созвездие» не покидал, а что?

— Он забыл кое-что важное в коттедже. Отдать хотела.

— Минуту, — Михаил набирает квартиру номер сорок и слушает какое-то время гудки. — Нет его. Вышел, наверное. Оставь, я передам.

За нами наблюдает вся смена, но я даже не смущена. Я не в том настроении.

— Не могу. Это личная вещь, боюсь, ему не понравится, — я непреклонна и деловита. — Давайте ключ, я отнесу вещи в квартиру Гесса и его верну.

То ли я разговариваю каким-то особенным тоном. То ли старший менеджер не видит в моей просьбе ничего особенного, но ключ я получаю.

Гесса в квартире, ожидаемо, нет. Прохожу, и любопытство на какое-то время вытесняет злость. На короткое время. Я быстро прихожу в себя, и дизайнерский ремонт начинает меня раздражать идеальностью и шиком. Вот! В этом весь Гесс! Они — богатеи эти — могут позволить себе абсолютно всё, и из-за этого перестают считаться с чувствами других людей. Гесс наверняка думает, что раз заплатил мне миллион, может делать что угодно!

Появляется мысль вернуть ему деньги. Швырнуть в лицо! Но её я прогоняю. Я их, между прочим, не в постели заработала. Обойдётся!

Мечусь по огромной квартире в поисках той самой секретной комнаты. Открываю все подряд двери и наконец нахожу её. Она у него вместо библиотеки, наверное! Расположена между кабинетом и кальянной. И да, на стендах в художественном порядке развешаны женские трусики в вакуумных упаковках с рукописными подписями, сделанными разноцветными маркерами. Эти вакуумные упаковки — даже не надписи, а именно они — срабатывают, как катализатор. Я срываю безобразие со стендов и тащу в гостиную на натертый до блеска коричневый паркет. Кидаю, падаю на колени и старательно выкладываю из них надпись «Я, Гриша Гесс, настоящий мудак». Всхлипываю и понимаю, что плачу, когда дохожу до своих трусиков. На них весёлым розовым маркером написано «нежная королева зай, мой лучик». Вытираю слёзы и со злостью запихиваю их в сумку. Я не хочу читать характеристики, которые Гесс дал своим любовницам, но глаза волей-неволей выхватывают: то заю-прилипалу, то заю-накаченная-попка, то заю-ошибку-всей-жизни…

Тороплюсь.

Заканчиваю с художествами, вытираю слезы в очередной раз и достаю телефон. Фотографирую с разных ракурсов несомненный шедевр, мечтая разослать его во все известные паблики, но тут телефон гаснет — заряд сдох. Это отрезвляет. Я будто сдуваюсь. Стою с минуту, опустив руки, дышу, успокаиваясь, глубоко и шумно, а потом убираю бесполезный аппарат, но достаю из сумки подарки Гесса: кольцо, колье, браслет, туфли, платье, джинсы… Все-все достаю, ничего не жалею и себе не оставляю, и кидаю тоже на пол. Мне не нужна память о Гессе.

Казалось, я провела в квартире вечность, а по сути — минут пятнадцать, не больше. Покидаю её с чувством выполненного долга, но на сегодня это ещё не всё. Мне предстоит написать заявление и сдать форму. Возможно, как-то объясниться с начальством, но это уже не страшит. Предыдущие события меня как будто опустошили.

Глава 14

Лифт не жду — эти дурацкие кабины мне теперь навевают болезненные воспоминания. Спускаюсь по лестнице. Опустошение, сменившее гнев, окрашено в оттенки грусти и жалости к себе, и даже стены «Созвездия» кажутся серыми и унылыми. Я уверена, что не успела влюбиться в Гесса окончательно и бесповоротно. Так разве бывает за столь короткое время? Думаю, нет. Всё просто: я так бурно реагирую на случившееся из-за элементарной обиды на несправедливость. Всё скоро пройдёт — повторяю это как мантру.

Оно помогает, и к концу лестницы я подхожу в спокойном, даже немного заторможенном состоянии. Зато план действий нарисовался чётко — первым делом иду в раздевалку. Мне нужно оставить в шкафчике форму и бейдж.

Захожу — там никого. Поставив опустевшую сумку на скамейку, достаю свою повседневную одежду. Конечно, она не брендовая, но от этого ничуть не хуже той, что покупал мне Гесс. Всхлипываю. Нет, не из-за одежды. Просто яркие картинки, непрошено врывающиеся в память, делают больно — он ведь был таким заботливым, страстным и нежным…

Отгоняю их. Снимаю форму и, аккуратно повесив на вешалку, убираю в шкафчик. Опять душу разъедает досада. Жаль, у нас с этой формой все могло сложиться иначе.А может, и не жаль. Все же я получила деньги. И хороший жизненный урок. А ещё я скоро увижусь с мамой.

— Ну как отработала? — раздаётся неожиданный вопрос от двери.

Я резко оборачиваюсь на голос. Вот ведь непруха! На минуту зависла, размышляя, и попала под прицел внимательного взгляда Зои. Я даже не услышала, как она вошла.

Поспешно хватаю футболку и натягиваю на себя.

— Нормально, — отвечаю, выныривая из горловины, и берусь за джинсы.

— Ага, я вижу, — понимающе тянет она и делает большие глаза, — такие