— Мы с тобой уже поговорили по душам, после чего ты меня в Чухляшку сослал! — не унимался Александр. — Я сам найду Наташку, а если ты на меня сейчас своих псов бойцовых натравишь, я их завалю, как врагов народа! Имей это в виду! И я не шучу и не блефую! Так оно и получится!

— Ты соображаешь, что несешь, а? — Игорь захлебнулся в подступающем припадке бешенства, но его старший сын не собирался слушать своего когда-то почитаемого отца: он швырнул телефонную трубку в зеркало, отчего оба эти предмета по-своему пришли в негодность.

Саша добежал до входной двери в свои апартаменты, запер ее на внутренний замок и начал баррикадироваться. Он пододвинул комод, стулья, пианино, навалил на все это разные попавшиеся ему под руку и ставшие теперь абсолютно безразличными предметы и помчался на второй этаж своего убежища, проверить, не штурмуют ли охранники балконную дверь. Так оно, увы, и оказалось. Пространство балкона уже насытил своей огромной тушей Утрамбую. Боец держал в руках бейсбольную биту и радостно улыбался. В его грубом, словно вырезанном из древесного ствола, иссеченном боевыми шрамами асимметричном лице было сейчас что-то младенческое.

— Что тебе надо? — крикнул Саша, рассчитывая быть услышанным сквозь двойные стекла. — Иди на свой пост!

— Надо открыть! — Утрамбую вильнул своим лицом в сторону балконной двери. — Тема одна есть!

— А если нет? — Кумиров настороженно оглядывался, прикидывая, чем же он реально сможет отбиться от этого снежного человека. — Если я тебя пошлю куда подальше?!

Бывший игрок в американский футбол выразительно посмотрел на свое убойное оружие и перевел на Сашку сочувственный взгляд.

— Ладно, не бурей! Сейчас! — Кумиров вспомнил, что пока еще ничего не успел на себя надеть, машинально прикрыл половые органы и шагнул к винтовой лестнице, ведущей на следующий уровень их комфортабельного дома. — Я ключи возьму! Да я же голый! Дай одеться! Брюки накину и ключ найду! Да подожди ты! Постой!

— Ах ты мразь! Твари! Сейчас ты увидишь, какой у меня припасен для тебя ключик!

Саша взлетел в мансарду, схватил специально изготовленную по его заказу в форме женского торса глиняную копилку и шваркнул изделие ручного промысла о миланский паркет. «Тетка», как смешно звал эту штуковину Костик, рассеялась осколками по всей комнате, а на месте ее падения остался некий упакованный в полиэтилен предмет, от которого в разные стороны, словно в звенящем на всю комнату испуге, покатились разнокалиберные монетки, привезенные Кумировым-старшим из его бесчисленных заграничных поездок.

Саша наклонился и поднял сверток. Это был его последний козырь. Пару лет назад он купил эту вещь у своего бывшего одноклассника, безнадежно севшего на иглу и где-то с полгода назад найденного мертвым при облаве на одном из наркоманских лежбищ. Эта столь ценная теперь для Кумирова вещь досталась невезучему пареньку от деда — ветерана войны, по счастью опередившего своего непутевого внука в столь неизбежном для каждого земного существа финале. Главным достоинством этой драгоценной и всесильной вещи было то, что она ни разу «не светилась», — из нее со времени окончания Второй мировой войны не было сделано ни одного криминального выстрела. Вещь, которую Александр сейчас плотно прижимал к своим болезненно искусанным за последние дни губам, являла собой отменно сохранившийся экземпляр трофейного пистолета марки «ТТ».

— Рыжики мои, цыплятки! — Юноша нежно сжимал в руке две обоймы патронов.

Он мгновенно влез в канадский комбинезон, который отец купил на перспективу их совместных поездок на лыжах. Его ноги приятно внедрились в японские зимние кроссовки. Смеясь и плача от отчаяния и необъяснимого восторга, Кумиров помчался вниз, туда, где ему сейчас, через мгновение, предстоит совершить свой первый мужской поступок. «Мужчина — воин? Спасибо, папа, я — у грани! Бита! Ах ты сволочь! Бита твоя бита!»

Когда Саша ворвался в комнату, за окнами которой все еще могла находиться его первая в жизни человеческая мишень, он с непривычным азартом убедился, что боец не только не слинял, но даже прижался скуластым лицом к тонированным в легкий дымчато-кофейный цвет стеклам, за которыми, наверное, ничего не мог отчетливо рассмотреть. Рядом с громоздкой головой охранника покачивалась бита, которую он вожделенно оглаживал свободной левой рукой.

Различив Кумирова, Утрамбую ухмыльнулся, еще внимательней уставился на старшего отпрыска своего шефа и вдруг стал преобразовывать в квадраты свои и без того угловатые и постоянно словно удивленные глаза.

«Шнифты у него с полтинники», — подумал Саша, выбросил вперед руку и нажал на курок. В воздухе что-то хлопнуло и зазвенело. Совершив это простое и не требующее физических усилий движение, он продолжал давить на курок, полагая почему-то, что ни за что не сможет угодить в свою живую мишень с первого раза, а если и попадет, то скорее всего недостаточно покалечит и только разозлит, что может для него слишком печально окончиться.

Поняв, что нажатие на курок не вызывает больше никаких шумовых эффектов, Кумиров отвел пистолет от своей мишени, занавешенной от него все еще нервно трясущимися и красиво осыпающимися осколками.

«Убийство! — прозвучало в Сашиной голове. — Я — убийца! — произошло уточнение. — Как просто! Да нет, он жив, просто обосрался немного, сидит там на балконе, выжидает». Кумиров шагнул к балконной двери, за которой все еще что-то позвякивало. Он стал осторожно просовывать лицо между уцелевшими в дверях осколками, ощерившимися безжалостными лезвиями. Утрамбую все еще не было видно.

«Удрал! Сдрейфил и удрал!» С неожиданным успокоением Саша представил себе стремглав улепетывающего тяжеловеса и, кажется, даже улыбнулся. Но внизу все еще продолжало позвякивать. Кумиров просунул голову подальше, рискуя при неточном движении распороть себе горло, и вдруг увидел ворочающегося на балконе охранника. У того вроде бы все было в порядке, только что-то непривычное появилось в лице. Да нет! Теперь оно представляет из себя что-то другое, непривычное. У бойца оказался размозжен низ лица, развороченные челюсти обнажились и странно шевелились, будто пытались вернуть свое исходное положение. Такой «анатомический театр» доставил Саше досадное разочарование.

— Как все просто! Как все примитивно! — заключил Кумиров и только тут понял, что Утрамбую держит руки над головой и производит ими что-то не совсем понятное.

«Закрывается, чтобы не добил?» — догадался Кумиров и пристальней всмотрелся в движения поверженного гиганта. Оказалось, что у бойца снесен верх черепа, а мозг оголен и утыкан стеклами, которые тот пытается извлечь непослушными пальцами. На месте правого глаза у лежащего образовалось темное углубление, заполненное кровью, да и весь он был в крови, и по балконным доскам от головы Утрамбую разбегались алые струйки. Левый глаз, словно замерз, смотрел куда-то вверх, не моргал и ничего не выражал. На полу вяло перекатывалась оброненная неиспользованная бита.

«Красный свет — стоп! — мелькнуло в голове Саши, и он успел заметить, насколько быстрее кровь заполняет щели между половицами, чем поверхность лакированных досок. — Так же медсестра берет анализ в трубочку: потянет в себя, кровь и бежит, как спирт в термометре».