Помедлив, мясник кивнул.

— Пусть будет так, — решительно сказал он. — Нам больше нечего делать в этом проклятом городе. Я хочу увезти Фелиссу отсюда и найти убежище, где она сможет исцелиться и когда-нибудь — если сможет — позабыть этот страшный день.

— Я собрала вещи, — поспешно вмешалась Виора. — Если только они не сгорели…

Не договорив, она опрометью бросилась в дом. Теперь это было безопасно — наемники потушили пожар и удрали, стараясь не привлекать внимание гвардейцев. Виора скоро вернулась, волоча за собой драгоценные тюки. Они были покрыты копотью и кое-где прожжены — но вещи, похоже, уцелели.

— Что ж, желаю вам всем удачи, — негромко проговорил Гальверон. — Я провожу вас к городским воротам. Советую вам найти за стенами города надежное местечко для ночлега, а с первыми лучами солнца отправляться в путь. — Лейтенант тяжело вздохнул. — Да сохранит вас всех Мириаль.

Виора отыскала в одном из тюков одежду для Фелиссы и потеплее закутала дочь. Несчастная женщина не говорила ни слова и двигалась, как во сне, покорно позволяя матери одевать ее. Глаза Фелиссы невидяще глядели в пустоту, в непроглядно-темную бездну непереносимого страха. С помощью Ивара она кое-как могла идти — ощупью, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, как слепая. Гальверон раздал жалкие пожитки бездомного семейства своим солдатам, чтобы помогли нести их хотя бы до ворот. Очень скоро они тронулись в путь. В последний раз Виора оглянулась на дымящиеся развалины Козьего Подворья, где они столько лет жили счастливо. Пускай здешние обитатели были небогаты, но жили дружно и весело и жалкие трущобы знали вдоволь и любви, и смеха. Теперь все это в прошлом, с горечью подумала Виора. После того, что случилось сегодня, она только рада, что никогда больше не увидит Козьего Подворья.

Проводив злосчастное семейство до самых городских ворот, лейтенант Гальверон возвращался в Цитадель и все еще кипел от гнева, вспоминая увиденные бесчинства. Сержант Эвальд шагал рядом с ним.

— Ох и влетит тебе, если леди Серима вздумает пожаловаться лорду Блейду! Ты замечал, как он спускает этой бабе то, что не потерпел бы ни от кого другого? Лично мне сдается, что он на нее нацелился — или же на ее денежки, что куда вероятнее.

— Куда вероятнее, — равнодушно подтвердил Гальверон. — Ну да мне плевать. Пускай себе жалуется сколько влезет. Я хоть сейчас готов подать в отставку, особенно после того, что видел сегодня.

— Понятное дело. Если ты и впрямь хочешь так поступить, я тебя осуждать не стану. — Сержант прицельно сплюнул в сточную канаву. — И все-таки, — прибавил он задумчиво, — вряд ли ты сумел бы чем-нибудь помочь этим бедолагам, если б был не лейтенантом Мечей Божьих, а простым мясником.

— Мясником? — удивился Гальверон. — Ты это к чему?

— Да к тому, что муж этой бедной женщины — мясник. — Эвальд искоса глянул на своего командира. — Разве ты не разглядел эти ножи? Да и тому негодяю он взрезал глотку чисто — прямо мастерски. — Покрытое шрамами лицо сержанта вдруг расплылось в недоброй ухмылке. — И то правда, мастер работал. Как видно, паренек в свое время прирезал немало свиней. Одним хряком больше — только и всего

— Стало быть, он мясник, — хмурясь, проговорил Гальверон. — А знаешь, я почти жалею, что мы не отобрали у него эти ножи.

— Да зачем же? Без ножей он не сможет заработать на кусок хлеба.

— Вот потому я и сомневался, Эвальд. А потом решил истолковать сомнение в его пользу. Всякий, в конце концов, может поддаться гневу, особенно после того, что там случилось. И все же есть в этом парне нечто, от чего меня бросает в дрожь. — Гальверон покачал головой. — Знаешь что, Эвальд? Пошли-ка одного из наших назад. Пускай без лишнего шума убедится, что это семейство покинуло город. Я бы не беспокоился, если б был уверен, что в будущем наш приятель-мясник удовольствуется только свинками… но если после сегодняшних событий он и вправду свихнулся — даже вообразить страшно, чем может закончиться его мщение.

Заметая ступени краем плотного темного плаща, Заваль стремительно спускался по винтовой лестнице, которая вела из апартаментов иерарха, располагавшихся наверху, в прихожую на задах гигантской Базилики. Здесь его уединение охраняли массивные дубовые двери, обитые бронзой. Разведя руки, иерарх раздвинул тяжелые засовы — и вошел в Священный Чертог Почитания.

Приглушенное эхо мягких, шлепающих шагов Заваля, равно как и громкий перестук высоких каблуков, которые носила Гиларра в тщетной попытке выглядеть хоть немного выше ростом, — все это словно растворялось в сумеречной громаде Чертога и обманчиво казалось лишь отдаленным хлопаньем невидимых крыльев. Заваль быстро обогнал Гиларру и, первым выйдя из массивного портала Базилики, с наслаждением вдохнул ледяной, влажный от дождя воздух. После таинственного, извечного сумрака Чертога Почитания даже непогожий день казался ослепительно ясным. Обернувшись, иерарх окинул взглядом фасад Базилики — высокие колонны, переплетение ажурных арок, головокружительные галереи. Все это было высечено прямо в скале — ошеломительное зрелище, поистине чудо из чудес… вот только Завалю всегда нелегко было поверить, что эта нечеловеческая красота — его дом.

Торопливо миновав стылую тень гигантских стен Цитадели Мечей Божьих, которая была подобно Базилике высечена в скале, Заваль стремительно зашагал по мощеной дороге. По правую руку от него размещались низкие уютные жилища жрецов и жриц, по левую — библиотека со школой и скрипторий, за которым высился Чертог Исцеления. Наконец иерарх миновал сады и вышел к высокой, изогнутой дугой стене, к золотой филиграни Внутренних Ворот. При виде его на каменно-бесстрастных лицах гвардейцев, стоявших на посту, мелькнуло изумление, и они запоздало отсалютовали иерарху, когда он уже проходил мимо. Много дней миновало уже с тех пор, как Заваль покидал священный сумрак Базилики… но кто посмеет ломать голову над поступками самого иерарха?

Высокая стена Внутреннего Святилища проходила поперек ущелья, отсекая само Святилище и Храм. Во внешней части ущелья, между Внутренними Воротами и наружным туннелем рассыпались чистенькие, симпатичного вида домики — жилища и мастерские огромной армии слуг и работников, трудившихся на благо Базилики, Цитадели и Священных Пределов. Далее стены ущелья смыкались и в конце концов вливались в узкий отвесный утес — в его основании был высечен сводчатый туннель, который вел прямиком в Нижний Город, привольно раскинувшийся по склону горы.

К стенам внутренней части ущелья жались хозяйственные постройки, возведенные для нужд обитателей Священных Пределов — конюшни с выпасами, прачечная, пекарня и мастерские, где блистали своим ремеслом самые разные мастера — от златокузнецов до вышивальщиц. Здесь, во внешнем круге Пределов, было уже поменьше священного трепета и побольше домашнего уюта — этакая славная, зажиточная деревня, посреди которой располагалась просторная, заросшая травой площадь. Эта площадь служила здешним обитателям местом для собраний, рынком и площадкой для детских игр — для детей тех ремесленников, которым посчастливилось поселиться в Священных Пределах. Сегодня у ребятни явно выдался удачный денек. Иерарх насупился, увидев на площади внушительную толпу, которой и дождь был нипочем. Люди тесно сгрудились вокруг высокого, ярко раскрашенного фургона, что стоял прямо посередине площади.