Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вполне возможно, сейчас я чувствовал раздражение куда больше по отношению к себе, чем к ней.
Входная дверь в спальню неслышно приоткрылась и в щель просунулся крохотный нос. Шмыгнул осторожно от любопытства.
Самая младшая, Соня.
О, нет. Не сейчас! Не сегодня!
Пожалуйста!
Даша
Ночью снились кошмары — такие явные, будто видела наяву. Во сне память к Воронову вернулась, и злой шеф гонялся за мной по всем лестницам и этажам родной корпорации, мечтая оторвать и откусить всё, до чего дотянется. В конце концов, загнав в тот самый секретный архив, в котором я застукала его брата с любовницей, прижал грудью к стене и, обхватив руками шею, затряс со словами:
«Как ты могла, Петухова? Как ты могла меня обмануть?! Совести у тебя нет! Уволю к чертовой матери!
— Не увольняйте, Андрей Игоревич! Я не хотела! Это все он!
— Кто?
— Черный кот с желтыми глазами!
— Вон из «Сезама»! И чтобы духу твоего здесь не было, шарлатанка!»
Проснулась в поту, хватая воздух ртом, словно меня черти сквозь кочегарку на пузе протащили. Не знаю, как еще не закричала. Видимо, инстинкт сработал и страх не разбудить детей.
Как могла его обмануть? А вот так. Сам виноват! Не нужно было вопросы каверзные задавать, да еще так не вовремя! И понять ничего не успела, а уже попалась, как глупая рыба ловцу на крючок.
Если бы сразу сообразила, о чем он, обязательно бы пару лет к своему возрасту прибавила, чтобы не пришлось краснеть из-за своей распущенности. А так даже во сне не хватило смелости признаться Воронову, что Риточка и Соня не мои девочки. Точнее, самые что ни на есть мои, но рожала их не я, а сестра Ольга.
Господи, как я не люблю вспоминать то время! Словно по живой душе ножом. И суток не прошло после рождения Сонечки, как Оли не стало — сердце не выдержало. С пороком она у нас была, слабенькая, да еще и с личной жизнью не повезло. Риточку от связи с женатым мужчиной родила.
Я тогда в старших классах училась, так что все понимала. Сколько мама слез пролила, чтобы роман этот проклятый закончился — там семья, своих детей растить надо, а они как с ума сошли. Неправильно это. И заканчивался ведь, рвала Ольга отношения, но проходило время, и всё начиналось снова.
Глядя тогда на сестру, я зареклась: у меня так никогда не будет. Или по любви, и чтобы только я одна, или никак.
А потом от этой связи и Сонечка появилась.
Когда шок после смерти сестры прошел, а отец не явился, я решила забрать девочку. И речи быть не могло, чтобы ни в чем не повинная кроха осталась одна с чужими людьми. Мама со мной согласилась. И Славик тоже. Тогда у нас уже был Стёпка, сами студенты, мы с мужем снимали в городе малосемейку и перебивались с копейки на копейку, как могли, но была твердая уверенность — сможем. Молодые и сильные, справимся, все получится!
После того, как оформила все документы, Риточку тоже от мамы к себе в город взяла — плакала она сильно и просилась ко мне. А потом первый класс, безденежье, Степка с Сонечкой крохи совсем, детский плач, бесконечные стирки и каши. Горшки, коляски, прививки… И Славка не выдержал.
Сначала пытался объяснить, что нам в наши двадцать два и двадцать четыре года рано иметь троих детей. Что мы еще ничего в этой жизни не видели, и что он уже не помнит, когда высыпался нормально. Что я стала худая, как щепка, глаза запали, и перестала его замечать.
Но я замечала, правда, из последних сил. И понимала… Но отказаться от девчонок не могла. Да и как отказаться, когда Сонечка засыпала только на моих руках и называла «мамой». Распахивала серые глазки, похожие формой на мои, по-детски лучистые, с радостью меня встречая. А Риточка, сама еще ребенок, как взрослая во всем старалась помочь.
Однажды Славик не пришел домой в выходные, а потом пропал на неделю. Как раз не вернулся к сроку, когда пришел момент платить за съемное жилье. Оставшись без выбора, я собрала сумки и вернулась к маме, устроила старшенькую в школу.
Через месяц узнала, что муж уехал на заработки, куда-то на север. Позвонил и пообещал, что устроится там, как человек, и меня к себе вызовет.
Ждала его полгода, как последняя дура — все же любовь у нас с ним была, хотелось верить, что на всю жизнь.
А он вдруг письмо написал, что у него теперь есть другая, и у них скоро будет ребенок. Что по большому счету я сама виновата в том, что не сложилась семья у нас. И все-таки он понимает, что поступил некрасиво, поэтому просит его простить, а заодно и развод дать. И что, если я хочу сохранить детям его фамилию, то он не против, но алименты готов платить только Стёпке.
В общем, наревелась я тогда на всю жизнь вперед! Назарекалась, называется! А когда поняла, что плачь не плачь, а ничего уже не изменить — взяла себя в руки. Ничего не выясняла и не писала, дала мужу развод и обрубила концы. Фамилию тоже хотела сменить, но все не до этого было. Как только Сонечка ножками пошла, я устроилась работать в местный кондитерский цех оператором, а потом и место младшего экономиста заняла. Правда, на полставки.
Мама очень помогала, и подруги тоже, чем могли. А вот Славка с алиментами пропал — не везло ему что-то с работой.
Поначалу очень сложно было — школа в одном конце городка, садик в другом, работа в третьем. С транспортом и поликлиникой беда. Как-то раз приехала Тамарка, посмотрела на наше провинциальное житье-бытье, и сказала, что, если я хочу сделать карьеру и твердо встать на ноги, нужно возвращаться в город. Да, легче не будет — в первое время так точно, но они с Костиком и Лизой помогут. Я ведь у них умная, лучше всех в классе училась, мне бы только почву под ногами ощутить.
И помогли.
Первое время мы поселились на даче у Лизиных родителей. Было лето, Синичкина взяла отпуск и жила с нами, а я искала работу. А потом уже и квартиру сняла.
Потихоньку все стало налаживаться — особенно после знакомства с Матвеем Ивановичем и приходом в «Сезам». Все, кроме личной жизни — вот на нее не хватало ни сил, ни средств, ни желания. Я вообще стала думать, что не очень-то она мне и нужна, эта личная жизнь. Мужчины, конечно, внимание обращали, но легких отношений я не искала (Тамарка считала, что еще не дозрела до них), а в существование такого чудака, который полюбит не только меня, но и моих детей, после Славки уже не верила.