Арфаст осторожно оттеснил ее от Ричарда.

— Нельзя терять время. Альруна, постарайся оставаться в безопасном месте.

Как же она ненавидела его в этот момент! И как любила Ричарда, хотя тот и протянул равнодушно:

— Да, он прав.

Герцог отвернулся, так и не дав ей коснуться своих уст, не дав ей повторить свое признание в любви. Но Альруна была уверена: в глубине души он знал о ее чувствах, всегда помнил о них, и в этот миг они не были для Ричарда обузой, напротив, придавали ему отвагу и силу, позволяли выйти навстречу врагу с гордо поднятой головой.

Когда мужчины уехали, к Альруне подошли родители.

— Мы остаемся здесь, — решил Арвид. — Сейчас уже слишком поздно бежать. Нужно спрятаться в часовне и молиться. И да поможет нам Господь Всемогущий!

Дверь в часовню заперли, окна забили досками, и люди сгрудились вокруг алтаря, точно распятие могло защитить их.

«Какая чушь, — подумала Альруна. — Крест не поможет нам. Если дверь не выдержит, они убьют нас, изнасилуют, заберут в рабство…»

Люди молились за Ричарда, а не за самих себя, но Альруна была уверена, что их сейчас волнует собственное будущее, а не судьба герцога.

«Какая чушь, — вновь подумала она. — Как будто можно заключить сделку с Господом, умилостивить его самоотречением, обмануть этим лицемерием. Словно Господь поверит, что судьба страны интересует этих людей больше, чем их собственные жизни».

Альруна оставалась честна с Господом, хотя и не знала, не предпочел бы Бог ложь, да и есть ли вообще хоть какая-то разница. Что бы ни произошло, все зависело от Ричарда, а не от Всемогущего.

Несмотря на эти мысли, которые любой церковник счел бы ересью, девушка не прекращала молиться. «Верни его мне, хоть герцогом, хоть простолюдином, мне все равно. Только верни его мне». Но ее молитвы, так никем и не услышанные, развеивались с дымом ладана. Дым становился все гуще, люди в часовне потели.

С наступлением утра Альруна поняла, что и она лицемерила. Нельзя было говорить: «Верни его мне». В конце концов, он никогда ей и не принадлежал.

Никто не встретил новый день. Солнечные лучи, пробивавшиеся в щели между досками, поглощал полумрак часовни. Шли часы, кто-то заснул, храпел с открытым ртом и вскидывался ото сна в панике. На землю вновь опустилась ночь, но ничего не изменилось. Новостей не было. Гул в часовне усилился, мольбы и отчаянные крики сменились хриплыми зловещими предзнаменованиями.

— Если Ричард не удержит врагов и они войдут в Руан, нам конец, — говорил кто-то.

— Даже если союз его врагов победит Ричарда, войскам придется вначале взять крепостные стены, — напомнила Матильда.

Отважная мать Альруны в эти часы оказалась решительнее отца. Арвид молчал. В отличие от остальных.

— Стены могут пасть, — сказал какой-то старик. — Я был в Байе, когда Гуго Великий взял город в осаду. Огромные катапульты швыряли в стены камни. У этих катапульт было по шестнадцать колес, их перевозили с места на место.

— Однако Гуго тогда не взял город, — возразила Матильда. — Король франков приказал войскам вернуться в Париж.

— Но теперь такой приказ никто не отдаст. Возможно, противники Ричарда и грызутся между собой, но заключенный ими союз продержится достаточно долго, чтобы они захватили наши земли и разделили их между собой. Тогда они начнут новую войну — уже не с Ричардом, а друг с другом, но нам это не поможет. Мы к тому моменту будем уже мертвы.

Люди вокруг рисовали страшные картины — град из копий, стрел и камней, кипящее масло, горящие стрелы, крики раненных, штурмующие стену солдаты, не убоявшиеся боли.

Матильда заглянула дочери в глаза.

— Не бойся.

Альруна не боялась. Вернее, боялась, но не за себя.

— Он должен выжить.

Мать ничего не ответила на это.

— Помнишь истории, которые я рассказывала тебе в детстве? — спросила она.

Альруна кивнула. Раньше Матильда часто говорила с ней о прошлом Руана. Город выдержал две осады, а может, и больше, но сейчас люди помнили только о двух. Однажды Роллон, первый герцог Нормандии, взял Руан, спрятав пятнадцать кораблей в устье реки. Он приказал незаметно вырыть ямы за крепостной стеной и прикрыть их ветками. Когда жители города вышли на бой, они даже не успели обнажить оружие. Все они упали в эти ямы и оказались беззащитны перед воинами Роллона.

Во второй раз — это было всего несколько лет назад — город оказался в осаде, когда на него пошел войной король Оттон. После прибытия его войск к стенам города Ричард пригласил короля помолиться в церкви. Когда Оттон шел по улицам города, он увидел, что повсюду жарят на вертелах говядину и баранину. Город показался ему очень богатым, и он подумал, что понадобится много времени, чтобы сломить волю местных жителей. Вернувшись в свой лагерь, Оттон понял, что молитва не укрепила его в решении, а дурманящий запах жареного мяса до сих пор не дает ему покоя. И он решил не осаждать Руан.

Да, мать часто рассказывала об этом. Альруна никогда не думала, что мир — это спокойное место, а ее родной город — это рай. Но когда она слушала эти истории, уютно устроившись у камина, они не пугали девочку, напротив, укрепляли ее любовь к Ричарду, ведь ей казалось, что он непобедим. Теперь Альруна уже не была ребенком и знала, что и Ричард не бесстрашен, он просто не выказывает свой страх.

— Как же невыносимо не знать, что происходит снаружи, — пробормотала она.

Матильда погладила ее по голове.

— Насколько мне известно, Ричард опять пытается перехитрить своих противников. Он сделал вид, что сбежал из Руана, а когда враги подберутся совсем близко, думая, что город уже у них в руках, он нападет на них с тыла.

Альруна почти не слушала ее.

— Он должен выжить, — вот уже в который раз повторила девушка.

Матильда кивнула.

— Как и Рауль. И Арфаст. И другие отважные воины, которые сражаются там за будущее Нормандии.

Голос матери звучал необычно глухо и, отвлекшись от горестных мыслей о Ричарде, Альруна заметила, что Матильда плачет. Мать еще никогда не плакала перед ней.

— Ах, мама… — вздохнула Альруна.

У нее самой не было слез. Прошла вторая ночь, а девушка так и не сомкнула глаз. Она боялась кошмаров.

Вот уже несколько часов она молилась вместе со всеми, произносила псалом за псалмом, и вдруг с ее уст слетели слова:

— Мне не нужна твоя любовь, Ричард, я отказываюсь от нее. Мне не нужен муж, не нужны дети, не нужно богатство. И даже если ты больше никогда не улыбнешься мне, не взглянешь на меня, мне будет достаточно того, что ты жив.

И вновь забрезжил рассвет, когда послышался какой-то скрип. В часовне стало светло.

Альруна подняла голову. Похоже, она все-таки заснула, да так крепко, что ей не снились сны, и теперь девушка не могла понять, что случилось и почему кто-то открыл дверь часовни.