– Какой же он мой? - проворчала Екатерина, но коснуться палочкой фигурки не забыла: поплакала и будет!

Теперь она закрыла лицо покрывалом: этот врач шастает туда-сюда, а изображать на лице следы слез и страданий Кате не хочется. Лень.

– Гюзель! Госпожа моего сердца! Прости, что мешаю предаваться горю... Но я должен сообщить: вернулся наш посланник. Передовой отряд тумена разбил урусов и гонит их по полю. А две сотни уже заняли город...

Катя услышала вдалеке заунывные крики и ритмичный стук бубна. Заметив, что она прислушивается, Тахаветдин пояснил:

– Шаман благодарит бога войны Сульдэ. Приказано сворачивать стан. Мы идем на Уразан.

Рязань! - поняла Екатерина, испытывая жгучее желание бросить в радостную физиономию врача что-нибудь тяжелое.

Скорее всего, урусы - те самые дружинники, встреченные ею в начале пути. И князь, и Мирошка убегают сейчас от страшного врага. Страшного своей численностью. Что такое жалкая кучка воинов перед несметными полчищами врага? Это не просто урусы побеждены в поле возле маленького городка. Это её предки!

Кате захотелось плакать. Реветь во весь голос. Вот действительно горе, а не гибель какого-то неизвестного ей Садыбая!

И что значит перед этим горем какой-то жалкий клочок пергамента!.. Жалкий? Но если теперь для погибающих она ничего не может сделать, то для будущего, для своих потомков...

Тахаветдин, похоже, не удивлялся её молчанию. И повторил ещё раз:

– Сейчас придут слуги разбирать юрту.

– А я? - машинально спросила Катя.

Врач оживился. Юная вдова потихоньку приходит в себя. Это хорошо, что пока она растеряна. Быстрее поймет, что её спасение - в нем! Вряд ли она так уж любила этого низкорослого угрюмого Садыбая, который к тому же вдвое старше её.

– Великий полководец Джэбэ выделил мне верблюда. На нем поедет ханум.

Он не стал говорить, что его слуга Цырен по приказу своего господина как раз сейчас сооружает для неё паланкин. Не поедет же она среди воинов, накрытая лишь тонким покрывалом. А если подует ветер, что может открыться нескромным мужским взглядам!

И хотя именно так ехали многие другие женщины, Тахаветдин не хотел, чтобы будущая его жена - в том, что Гюзель ответит ему согласием он ничуть не сомневался - выставляла на обозрение хотя бы краешек своих шальвар! Все это должно принадлежать только ему!

И, конечно, он не расскажет ей, что сам ходил к полководцу Джэбэ с просьбой разрешить оставить молодую женщину при себе, не отправлять её в тыл. Однажды, именно в тылу, она уже подверглась нападению, так что пусть едет рядом с будущим мужем...

– Ишь, как тебе повезло! - посмеялся барс степей. - А мне в этом походе попадаются сплошь одни неверные. Они так робки, пугливы, ни слова не понимают. Иное дело, мусульманка. Говорят, одна из жен Садыбая - редкая красавица. Не она ли послана тебе Аллахом? Не покажешь ли её своему господину?

Но, заметив, как изменился в лице молодой врач, лишь подивился:

– Неужели она успела так сильно поразить твое сердце? Не бойся, я не стану отбирать твою находку. Разве самая редкая красавица может сравниться по ценности с хорошим врачом?.. Обойдусь пленными урусками. Разрешаю даже выбрать среди них одну - в служанки своей ханум.

Тахаветдин не станет рассказывать об этом Гюзель. И не будет её торопить. А тем более, силой склонять на брачное ложе. Он молод, хорош собой, и разве он слепой, чтобы не видеть, как загораются при виде его глаза самых знатных ханум. У него хватит мужских достоинств, чтобы привлечь сердце молодой женщины. А кроме того, он будет так заботиться о Гюзель, что она просто не сможет обходиться без него!

Пока пусть горюет. Несколько слезинок с её прекрасных глаз пусть достанутся памяти Садыбая, а больше она никогда не будет плакать, об этом Тахаветдин позаботится.

Когда он приказывал Цырену смастерить паланкин, то выглядел таким возбужденным, что слуга не верил собственным глазам. И это его спокойный бесстрастный хозяин! Он уже не напоминал человека знатного, ученого, а был подобен меджнуну. Он даже стал разговаривать сам с собой!

Изумление на лице слуги Тахаветдина даже позабавило. Да, он влюблен! Влюблен впервые в жизни!

Так думал он и воспарял от счастья к небесам, пока одна мысль не омрачила его чело: а что, если Гюзель не разделит его восторги?

Ему захотелось сорвать с неё покрывало, заглянуть в глаза, потребовать ответа... Что делает с человеком любовь! Со времени их встречи не прошло и дня, а он уже целиком в её власти. Конечно, благоразумие взяло над ним верх. Кто умеет ждать, тот получает все, - так успокоил себя молодой врач.

Он подвел верблюда к Гюзель, которая, завернувшись в покрывало, сидела на тюке сухой травы и прижимала к себе кузовок с белкой, и заставил животное опуститься перед нею. Женщина вошла в паланкин.

И просветлел мой темный взор,

И стал мне виден мир незримый,

И слышит ухо с этих пор,

Что для других неуловимо.

Алексей Толстой

Екатерина ехала на верблюде в сооружении типа птичьей клетки. Только вместо прутьев на каркас был натянут плотный шелк. Лишь с одной стороны шелк был пригнан неплотно, через него Катя в свою клетку вошла, но зато в просвет между двумя полотнищами она могла взглядывать на мир,проплывающий снаружи.

Только то, что девушка видела, её глаз не радовало. Вчера, когда она была в этих местах, природа повсюду радовалась теплому ясному лету, а теперь местность вокруг походила на пепелище, кладбище, где мертвых хоронить некому...

Она помнила, как это время изучалось на уроках истории. Подумаешь, это было так давно! Трупы на картинках напоминали манекены, зачем-то освобожденные от одежды, и если что-то ужасало, как страшная сказка, достаточно было выглянуть в окно, чтобы исчез кошмар. Теперь в этом кошмаре Катя жила.

Ее верблюд проходил мимо поля, вытоптанного сотнями лошадей так, что травы на нем полегли, казалось, навечно. Оно походило на поле, на котором стояла дружина князя Ярослава, и где она познакомилась с Мирошкой.

Ей дружина увиделась большой, а для полководца Джэбэ показалась такой ничтожно малой, что разбить её сумел немногочисленный отряд в две сотни...

Кто звал сюда этих узколицых? Ее сердце содрогалось от гнева.

"Катя, тебе надо только взять рукопись и вернуться назад!" - услышала она как наяву голос Венусты Худионовны.

Услышать-то услышала, но все её существо упорно рвалось на поле, посмотреть, нет ли Мирошки среди убитых? А вдруг он только ранен, и сейчас истекает кровью, и некому ему помочь?!

И она остановила время. Так, как уже делала однажды.

Для неё все замерло на полушаге, полувздохе. Смешно поднятая нога верблюда как бы застыла в воздухе. Всадники на лошадях замерли: кто с раскрытым ртом, кто с прикрытыми веками. Будто в огромном музее восковых фигур под открытым небом - так все правдоподобно и... невозможно.