– Надеюсь, людей он штопает получше, – пробормотала горничная, швыряя отвратительную тряпку в корзину у двери.

Это привело ей на ум порез у Рейвена на лице. Она сильно подозревала, что объяснения молодого медика не слишком соответствовали действительности. Он уверял, будто на него напали случайно, но что-то подсказывало ей – он сам каким-то образом спровоцировал подобное развитие событий. Сара чувствовала в нем что-то беспокойное, дерзкое. Рейвен был амбициозным и целеустремленным, да, – но мира с самим собой у него не было и в помине.

Он показался ей человеком порывистым и пылким, отчаянно пытающимся что-то кому-то доказать – но вот кому? Это был интересный вопрос. С тех пор как появился тут, Рейвен слишком уж старательно делал вид, будто у него все под контролем, явно пытаясь пересилить страх того, что он не на своем месте. Припоминая свои первые шаги – и ошибки – в качестве горничной в этом доме, Сара вполне могла понять, как трудно бывает, когда оказываешься в незнакомой ситуации. Сочувствие ее, однако, умерялось тем, что его проблема была проблемой привилегированного человека. Девушка была бы не прочь оказаться на его месте и решать все связанные с этим вопросы – это куда лучше, чем быть прислугой, которую могут вышвырнуть на улицу за чересчур острый язык.

Сара нанялась в дом на Куин-стрит вскоре после смерти родителей. Их приходской священник был старым другом Симпсона и нашел для нее это место. Ей пришлось оставить приходскую школу – без сомнений, к великому облегчению учителя, которого все больше утомляли бесконечные споры на тему, может ли она посещать классы, предназначенные только для мальчиков, – такие как классическая литература и математика. Он был убежден, что читать, писать и считать она обучена достаточно для девушки ее положения и что умение вязать и шить больше пригодится ей в будущем – глядишь, она даже сможет устроиться на какую-нибудь фабрику. Будто работа на фабрике должна быть пределом ее амбиций. Если человек мог справиться с поставленной задачей, был способен постигнуть науки – какая разница, мужчина это или женщина? До сих пор при мысли об этом ее охватывало возмущение.

Обернувшись, Сара оглядела комнату, гадая, какие еще ужасы могут здесь ожидать. На самом деле такого уж беспорядка – как, например, в перевернутой кверху дном вотчине Мины – здесь не было. Но и до порядка тоже было далеко. Маленький письменный стол был весь завален бумагами и раскрытыми книгами, где им явно не хватало места, потому что некоторые лежали прямо на полу. На спинке стула висело черное пальто – перепачканные обшлага, протертый воротник, – а грязные сапоги оставили дорожку из комьев грязи, ведущую от двери к камину. Сара вздохнула. Это потребует времени.

Чтобы расчистить себе поле действий на ковре – она собиралась посыпать его заваркой и подмести, – Сара решила начать со стола, точнее, с бумаг и книг, валяющихся вокруг. Наклонившись, чтобы подобрать с пола книгу, она заметила старый потрепанный сундучок, который Рейвен привез с собой со своей прошлой квартиры. Сундучок был открыт, и несколько бумажек залетели внутрь. Лежали там по большей части книги, которые, вероятно, не сочли особенно нужными на данный момент, поскольку на столе и на полу уже валялось достаточно.

Вспомнилось его высокомерное поведение в тот первый день на приеме.

Как вы думаете, есть у человека, который учится на врача, время на чтение романов?

Что ж, когда-то у него явно было время на чтение романов, поскольку в сундучке их лежало несколько штук. Она взяла в руки томик, лежавший сверху. «Карьера Барри Линдона» Уильяма Мейкписа Теккерея. Под Теккереем обнаружился «Последний из могикан» Джеймса Фенимора Купера, а под Купером – три книги сэра Вальтера Скотта.

Сара повертела в руках Теккерея. У Мины точно должен был найтись экземпляр. Открыв книгу, она заметила, что на внутренней стороне книги имеется подпись заботливого владельца: Томас Каннингем. Подарок? Чужое добро? Сара раскрыла Купера; внутри стояло то же имя. Куплено с рук, значит. Верно, у другого студента, сразу несколько штук.

Она собрала с пола бумаги и попыталась привести их в порядок. На одних листках были заметки о типичных травмах при родах, на других была описана процедура под названием краниотомия, с иллюстрациями, про которые Сара подумала, что она что-то не так поняла. Поморщившись, подняла еще один лист бумаги, который оказался письмом. Заметив это, Сара быстро отложила листок, но успела при этом кое-что заметить: письмо было от матери Рейвена, и называла она его отнюдь не Уиллом и не Уильямом.

Улыбнувшись этому открытию, Сара положила письмо на стол отдельно от прочих бумаг, чтобы оно не затерялось. И в этот момент ее взгляд упал на раскрытый дневник. Сару поразил контраст между двумя страницами. Левая была исписана убористым, аккуратным почерком; это были – успела заметить она – заметки о применении эфира. На другой стороне стояли всего два слова, наспех накорябанные нетерпеливой рукой:

Иви отравлена?

Сара слишком поздно услышала шаги. Ее застукали.

– Какого дьявола вы тут делаете? – спросил Рейвен.

Он выхватил у нее из-под носа дневник и захлопнул с такой силой, что бумаги, что она успела собрать в аккуратные стопки, разлетелись опять. Рейвен явно разозлился гораздо сильнее, чем следовало бы в такой ситуации, и Саре стало интересно, что же, по его мнению, она могла такого прочесть.

– Не нужно так кипятиться, – спокойно ответила горничная, надеясь, что он тоже остынет. Стоит ученику доктора пожаловаться – и у миссис Линдсей появится наконец причина освободить ее от дежурств в приемной. – Я просто хотела прибраться.

– Вы не просто хотели прибраться, вы копались в моих личных вещах, чего я не потерплю. Эти бумаги – не вашего ума дело, да его тут и не хватит.

Несмотря на всю шаткость своего положения, Сара не смогла удержаться. Рейвен задел ее за живое. Она понимала, что нужно отступить, но какой-то инстинкт вместо этого толкал ее вперед. Девушка еще могла как-то терпеть пренебрежительное отношение со стороны пациентов из верхней приемной, но не от этого неопрятного юнца.

– Кто такая Иви? – спросила она.

Это замечание произвело на Рейвена ошеломительный эффект. Он поник, будто сдулся, и ответил совсем другим тоном:

– Она… Это вас не касается.

Сара решила развить преимущество:

– Откуда у вас на самом деле этот шрам, Уильберфорс?

Его глаза вспыхнули, но Сара успела разглядеть мелькнувшую в них тревогу. У Рейвена имелись секреты – в этом-то и была настоящая причина его преувеличенной ярости.

– Ты прочла письмо моей матери?

– Я бы никогда себе этого не позволила. Всего лишь увидела имя адресата. Я уже несколько раз слышала, как миссис Симпсон называет вас Уильямом, и вы ни разу ее не поправили. Почему бы это? Доктор Симпсон знает, что ваше настоящее имя – Уильберфорс?

Уилл вспыхнул.

– Тебе неплохо бы помнить о своем положении. Ты, похоже, забыла, что ты – прислуга. Что это за дом, в котором допускается подобное поведение?