— Я сожалею, что слышу это. Но ничего личного. Нам действительно важно вникнуть в суть проблемы, вопроса — называй как хочешь. Мы все в растерянности, Альберт. Перед тем как мы спустимся в закрытую зону архива, позволь рассказать историю одного молодого священника, который, как и ты, работал на «Волков». Он пришел к нам задолго до того, как меня назначили префектом. Мой предшественник, монсеньор Гетари, хорошо о нем отзывался. Этот юноша, бельгиец по происхождению, провел немало времени в африканских миссиях и открыл там для себя существование мира за пределами восприятия. Нечто само собой разумеющееся для священнослужителя, но об этом, кажется, часто забывают. Многие из нас живут так, как будто эта жизнь единственная… Итак, — вернулся кардинал к рассказу, — я направил этого юношу, Горация, в Новый Орлеан. Ему поручили исследовать несколько случаев черной магии. Шел тысяча девятьсот восемьдесят первый год. Незадолго до его приезда там похитили черного ребенка-альбиноса для ритуала вуду. В Новом Орлеане вуду практикуется больше, чем где бы то ни было, включая Гаити. В этом нет ничего удивительного, ведь этот город — антипод Иерусалима. Иерусалим — трижды святыня. Новый Орлеан четырежды проклят: христианами, мусульманами, евреями и индейцами-аборигенами. Так вот, наступил Хеллоуин, языческий канун Дня Всех Святых. Той ночью на задворках французского квартала совершался обряд, который служил лишь ширмой для другого, более важного ритуала. Отцу Горацию удалось попасть туда в сопровождении местного журналиста. Колдуны намеревались вызвать смерть человека на расстоянии. Путь в полицию был ему заказан: местные власти предпочитали закрывать глаза на то, что творилось у них под носом. Отец Гораций знал, что в действительности должно произойти. Где-то за пределами этого грязного двора прятался настоящий бокор[13], жрец зла, — без барабанов, выпученных глаз и неистовых танцев. Страдания ребенка, выбранного из-за неестественно светлого для негра цвета кожи, должны были вдохнуть жизнь в куклу вуду. Не в ту куклу, что продавалась в городе на каждом шагу… Блуждая в узких и мрачных переулках, отец Гораций наконец нашел логово бокора и обнаружил там бедного ребенка. Он попытался уйти и предупредить власти, но было поздно — его заметили. Тогда он нырнул в подворотню и добежал до двора, с которого начинал свой путь. Какая-то неведомая сила потянула его к костру, горевшему посреди двора. И то, что он увидел, поразило и ужаснуло его. Думаю, ты догадываешься, что это было.

— Глаза… — пробормотал Клоистер.

— Глаза, лицо, заставившие его окаменеть от ужаса… К счастью, отцу Горацию удалось уйти.

— Я мог бы поговорить с отцом Горацием?

— Мне очень жаль, но вскоре он скончался. Острый инфаркт.

— Ясно…

— Я знаю, о чем ты подумал.

— И я ошибаюсь?

— Не знаю, связана ли его смерть с огненным духом или нет. Брат Джулио тоже видел эти глаза, но ему уже перевалило за сто. Наверное, это случайность.

— Да, я тоже так считаю. Хотя не уверен.

Кардинал наклонился над столом и положил руку на плечо Альберта. Как бы ему хотелось, чтобы юноша остался в стороне от всего этого. Но, в конце концов, он сам решил привлечь священника к исследованию.

— Я не хочу обременять тебя большим количеством новых сведений, но я должен показать тебе Кодекс. Ради этого мы здесь. Я знаю, брат Джулио говорил тебе о нем.

— Он лишь упомянул о нем, но не сказал, что он содержит.

— Ты получишь ответ. Следуй за мной.

Они вышли из кафе и направились к лифту. Францик достал маленький ключ и вставил его в контрольную панель. Затем он приложил карточку идентификации посетителя к считывающему устройству и нажал кнопку четвертого этажа подвала. Он имел доступ к закрытому каталогу, святая святых Секретного архива Ватикана. Здесь хранилось множество конфиденциальных документов, которые не показывали даже заслуживающим доверия исследователям. Вход туда был разрешен лишь нескольким монахам, приписанным к архиву, и специалистам, нанятым для реставрации и каталогизации фондов. Все они подписывали контракт, в который обязательно включался пункт о неразглашении тайны, почти как в корпорациях высоких технологий или военных организациях. Одним из конфиденциальных документов был Кодекс, интересовавший кардинала Францика и отца Клоистера. Он представлял собой тридцатистраничный папирус толщиной в двадцать — тридцать сантиметров, переплетенный в кожу и перевязанный лентой из того же материала. Перед тем как подойти к книге, лежавшей на японском столике из мягкой древесины, Клоистер по просьбе кардинала надел перчатки. В слабо освещенном помещении было холодно — температура и влажность регулировались здесь искусственно.

— Это лишь фрагмент, — произнес Францик, указывая на ветхий лист. — То, что я хочу тебе показать, содержится внутри этого Кодекса. По составу, стилю и письму он датирован вторым веком нашей эры. Кроме того, есть данные углеводородного анализа. Кодекс написан на греческом, на папирусе, изготовленном где-то в районе Египта или Палестины. Больше мы о нем ничего не знаем. Ни о тех, кто его написал, ни о том, на каких источниках он основан. Мы даже не знаем, как он оказался в библиотеке Сан-Хуана Летрана, перед тем как попасть в этот архив. Он чудом не разделил судьбу других текстов, безвозвратно утраченных во время похода Наполеона. Но он действительно важен… Вот, здесь. Будь осторожнее с папирусом. Постарайся не касаться его.

Клоистер наклонился над столом. Кодекс лежал на нем, как обломок корабля после крушения. В параграфе, на который указывал кардинал, буквы почти стерлись, но их можно было разобрать. Он описывал искушение Иисуса в пустыне.

«АД ПОВСЮДУ».

Эта фраза набросилась на иезуита, как бешеная собака. Он поднял глаза и взглянул на кардинала. Все нити сплелись воедино, они связали его по рукам и ногам плотной и липкой паутиной страха. Он словно очутился в лабиринте с разбросанными во времени метками. Альберт не знал, куда приведет его этот лабиринт, но одно он знал точно: о совпадении не может быть и речи.

— Это еще не все, дорогой Альберт, — добавил Францик, с величайшей заботой перевернув несколько страниц. — Дальше приводится последний крик Иисуса на кресте: «Мой Бог, мой Бог, почему ты оставил меня?» И утверждается, что лишь тот, кто сможет раскрыть эту загадку, узнает истину. Одним словом, ключ — здесь. Я уверен. Но что окажется за дверью, которую он открывает?..

— Истина, — пробормотал Клоистер.

Он произнес это слово, обращаясь не к кардиналу, а к себе.

— Конечно, истина. Истина, которую ты обязан постичь. И я не знаю никого, кто справился бы с этим лучше тебя. А кроме того… — Кардинал осекся.

— Кроме того?.. — спросил Клоистер.

— Есть какая-то… логика во всем этом. Как будто что-то искало тебя. Я не хочу нести вздор или пугать тебя. Но я так чувствую. Что скажешь? Может быть, это болезненная игра разума, который клонится к закату?

— Нет, ваше преосвященство. У меня тоже возникло такое ощущение. Убежден, что-то ведет меня. Но почему именно меня?