В связи с этим в ближайшее время мне снова придется заняться слежкой, ибо как еще я смогу узнать что-то о личной жизни брутального бритоголового юнца? Не с мамочкой же его об этом беседовать!

Решено. Завтра, как штык, заступаю на пост, только на этот раз не в Тарасове, а в Покровске. Надеюсь, здесь сыскная деятельность не заведет меня так далеко. Хотя — как знать? Оружие, пожалуй, надо будет прихватить с собой.

Пока я строила планы на завтрашний день, какой-то туманный вопрос все время не давал мне покоя и мешал сосредоточиться на разработке стратегии. Как будто я забыла нечто очень важное. Но что?

Я сосредоточилась и восстановила в памяти все события сегодняшнего дня. Вот я встретилась со студентами и начала разговор; отметила их неискренность; потом появляется Жигалин; его замечание и новая информация; я мысленно рисую себе еще одну новую версию; потом разговоры об исследованиях… вот что-то здесь… или не здесь? Что же было потом? Потом мы с Зиной отправились искать кафедру бухучета, и она рассказала мне о сестре Влада. Сказала, что это выбило его из колеи, а когда он… Вот оно! Она сказала: когда он узнал о Разумове, это его доконало, но когда я спросила, что именно он узнал, она повела себя очень странно.

Я вспомнила испуганные глаза, устремленные на меня, и неуклюжую попытку сделать вид, что она не расслышала вопрос. Что-то тут не то! Неужели смерть профессора так напугала их, что при каждом упоминании заставляет впадать в кому? Что-то не заметила я ничего подобного, когда мальчики в начале нашей беседы рассуждали о том, какое это «нехорошее дело» и как это «не укладывается в голове». Возмущение их было явно напускным, а на самом деле они были довольно равнодушны. Так чего же испугалась Зина? И что же узнал Влад Незнамов о профессоре Разумове?

Может быть, он узнал о финансовых махинациях Разумова с Залесским на курсах? Вполне возможно. Это объясняет испуг девочки. Она, конечно, ни в коем случае не желала бы, чтобы кто-то узнал, что те или иные студенты имели компромат на недавно убитого профессора Разумова. Да и поведение Незнамова это объясняет. На каком они курсе-то — на втором? Совсем еще дети. А в этом возрасте все воспринимается обостренно, и суждениям свойствен максимализм. Вот и вышло, что Влад, мальчик и без того впечатлительный, узнав о проделках горячо любимого им профессора, совсем расстроился. А если он поделился своими сведениями с товарищами, то и нагловатые ухмылки, и их неискренность становятся понятными. Но тут я вспомнила, что во время нашей беседы уже нашла одно объяснение для этих ухмылок, и поняла, что в настоящий момент оторвалась от реальности и витаю в области догадок. А для профессионального сыщика это недопустимо. В своих теориях я должна оперировать только фактами, а пока этих фактов нет, незачем портить свои аналитические способности чрезмерным полетом воображения. Будут факты — будем думать. Пока что следует принять к сведению неестественное поведение студентки в ответ на мой невинный вопрос.

Задумавшись обо всем этом, я не заметила, что прошло уже достаточно много времени, и, взглянув на часы, заспешила домой.

В этот день мне не повезло с дорогой. На обратном пути я снова попала в пробку, как и в самый первый раз, когда направлялась в морг. Разница была только в том, что на этот раз мне не нужно было придумывать никаких историй про дядю, и, безнадежно застряв где-то в самой середине бесконечного ряда машин, я готова была волком выть от скуки.

Пробка снова задержала меня на несколько часов, и домой я попала, уже когда на улицах стемнело.

Приняв расслабляющую ванну, я завалилась на диван перед телевизором, который не смотрела, кажется, уже целую вечность. Вдоволь нахихикавшись над высказываниями разных ведущих разных новостей, типа: «Если уж представители городской власти что-то обещают нам, мы должны этому обещанию верить, особенно если оно будет выполнено»; или: «Никто из депутатов ничего хорошего не обещал, и это радует», — я выкурила на сон грядущий сигаретку и в первый раз с того времени, как начала расследовать это дело, легла спать, совершенно не думая о нем.

На следующий день я уделила повышенное внимание своему туалету. Нет никакого сомнения, что следить за Жигалиным мне придется большей частью в пешем режиме. Необходимо позаботиться о том, чтобы мой внешний вид как можно меньше бросался в глаза и не привлекал внимания окружающих.

Облачившись в грязно-серого цвета джинсики, старые и благодаря этому очень удобные кроссовки, я завершила образ неопределенного цвета и фасона курткой, которую отыскала в самых дальних закромах. С волосами тоже необходимо было что-то сделать, иначе они слишком резко диссонировали бы с моим общим незаметным фоном. Поэтому я водрузила на голову темную шапочку, скрывшую мои златые косы, и, посмотрев на себя в зеркало, нашла образ окончательно завершенным. Из зеркала на меня смотрела худенькая девушка в мешковатой куртке, какие ежедневно тысячами проходят по улицам города, не обращая на себя ничьего внимания.

Покончив с внешним оформлением, я обратилась к внутреннему содержанию и повесила на шею мобильник, спрятав его под курткой, а за пояс джинсов заткнула пистолет. И, почувствовав себя готовой ко всем неожиданностям, которые могла преподнести мне слежка за агрессивным студентом, я стартовала по направлению к Покровскому институту кооперации.

Приехав в Покровск, я оставила машину подальше от института и устроилась в парке на скамеечке, с которой очень хорошо просматривались входные двери. Надо сказать, что выделить определенного студента из целой толпы оказалось труднее, чем отследить представительную Веру Иосифовну. Я поймала взглядом несколько сутуловатую фигуру Сергея Жигалина как раз в тот момент, когда он заходил в здание.

Теперь мне оставалось только ждать. Я закурила и, поскольку снова не взяла с собой ни газету, ни кроссворд, сосредоточила свое внимание на изучении окрестностей.

— Скучаете? — Мужчина средних лет и приятной внешности незаметно подошел ко мне, пока я глазела по сторонам. Было что-то мучительно знакомое в его голосе и в этой иронической, но не злой интонации, однако вспомнить, где я могла раньше слышать этот голос, мне не удалось.

Угрюмо выглянув из-под своей темной шапочки, я неприлично сплюнула и, поддерживая имидж, созданный моим сегодняшним костюмом, неприятно-развязным тоном произнесла:

— А твое какое дело?

Мужчина не ответил, какое ему дело, только еще раз внимательно посмотрел на меня, чуть заметно усмехнулся и пошел своей дорогой. Где-то я его все-таки видела!

Сидеть мне пришлось, по моим подсчетам, целых четыре пары. Видимо, сегодня ожидался насыщенный день. На большой перемене я имела возможность еще раз увидеть Жигалина. Он и еще какой-то парень выходили на улицу покурить, и после этого снова в течение двух пар не происходило никаких движений.

Наконец занятия закончились, и из дверей института повалила толпа. Мне снова пришлось напрячь внимание. Вскоре я увидела Жигалина: он выходил из здания в сопровождении нескольких приятелей.