— Конечно, вы выполнили свою работу, раскрыли это дело и вполне заслуживаете вознаграждения.

— Но на этот раз результаты моей работы никому не принесли ни радости, ни удовлетворения.

— Что касается радости — в этом вы правы…

Она пошла за деньгами, а я осталась сидеть на антикварном диване в таком тоскливом настроении, как будто я не раскрыла это дело, а наоборот, провалила.

— Могу ли я еще чем-то помочь вам? — спросила я, когда все финансовые вопросы были урегулированы.

— Да… я хотела спросить… эта девочка, сестра Влада, — чем она больна?

— Точно не знаю, что-то с сердцем.

— С сердцем… Он ведь говорил, что ей нужна операция?

— Да. Насколько я могла понять, дорогостоящая.

— Нужно связаться с ней… с врачами… Нельзя допустить, чтобы девочка осталась без помощи! Вы не откажитесь помочь мне в этом? Я могла бы заплатить дополнительно… какую-нибудь премию…

Меня слегка передернуло от этих слов. Оказывается, слишком очевидная склонность к конкретике в финансовых вопросах может повернуться и другой своей стороной. Новая и совершенно неожиданная для меня противоположность в этом деле! Но разочаровываться на этот раз я могу только в себе самой. Что же она думает обо мне, если за подобные вещи предлагает деньги?

Стараясь не утратить остатков собственного достоинства, я сдержанно произнесла:

— Возможно, достаточно высокие суммы гонораров за мои услуги ввели вас в заблуждение, Надежда Сергеевна, и вы сделали вывод, что я без оплаты не соглашусь и лишний шаг сделать. Но уверяю вас, это совершенно не соответствует действительности! Если вы думаете, что за помощь умирающей девочке я потребую дополнительную премию или что-то подобное, то…

— О боже! Танечка, простите меня, пожалуйста, со всеми этими происшествиями я совсем потеряла разум! Я вовсе не хотела обидеть вас, просто мне неудобно вас беспокоить… ведь для вас все мы — и я, и Влад — достаточно посторонние люди… Не обижайтесь!

— Ох, мне столько всего пришлось пережить, пока я разбиралась с этим делом, что мне кажется — не такие мы друг другу посторонние, — моментально забыв все свои обиды, сказала я. — Кстати, Влад не знает, что это вы заказали мне расследование. Если вы хотите финансировать операцию его сестры, сделать это нужно поаккуратнее. Лучше всего будет решить этот вопрос с врачами. Я постараюсь как можно быстрее выяснить, в какой больнице лежит сестра Влада, и договориться об анонимном финансировании… Конечно, в том случае, если вы не хотите, чтобы Влад узнал, что вам все известно об этом деле… в том случае, если вы не сочтете нужным сообщить полученную информацию в милицию…

— О… нет! Окончательно сломать судьбу несчастным детям?! Что вы, я не способна на такое! Хороша была бы помощь… Да… я думаю, что анонимное финансирование — наилучший вариант. Ведь Толечку теперь не вернешь… Кто мог предвидеть, что все повернется именно так… Если бы это были какие-то хулиганы или… я не буду сообщать в милицию!

Это было очень непрофессионально, но я почувствовала, как с души у меня свалился огромный камень. Конечно, преступники должны нести наказание, но этот случай не вписывался в привычные схемы, и я была очень довольна, что моя клиентка приняла именно такое решение. Теперь главное — чтобы не проболтались сами ребята.

Я попрощалась с Надеждой Сергеевной, пообещав позвонить ей, как только выясню все насчет больницы, и спустилась вниз.

Стоял теплый осенний денек, после нескольких пасмурных дней выглянуло наконец-то солнышко, и впервые с того момента, как мне стала известна вся подоплека этого дела, я почувствовала что-то похожее на внутренний комфорт.

Завтра я позвоню Владу и скажу ему, что мой клиент не станет сообщать в милицию. Если они сами не проболтаются, никто и не узнает о том, кто убил профессора.

Это я сделаю завтра… а сегодня поеду в прекрасный город Покровск, где живут такие интересные люди, ироничные, но не злые, в чьих квартирах уже целую неделю есть горячая вода!