начинала ею очаровываться. В отличие от Канзас-Сити, здесь не было смены времен года, а постоянно в той или иной степени царила жара. И хотя я скучала по собиранию листьев и коротким периодам цветения деревьев, все равно я наслаждалась новыми видами. Я по достоинству оценила растения, украшавшие наш задний дворик, – желтые иксоры, ярко-розовые акалифы, пурпурные бромелии – и то, как из пропитанного солнечным светом песка тянулись вверх широкие кокосовые пальмы. Их ветви качались на фоне бледно-голубого неба, будто кисть художника, наносящего первые мазки по холсту.

Иногда мы ездили в клуб «Оушен Риф Клаб», членом которого был Филипп, и бездельничали на солнышке или кружили у лагуны. Мы брали напрокат доски для серфинга и обедали в баре «Роу», откуда Филиппа практический каждый раз выгоняли за то, что он разговаривал по мобильному. В клубе были строгие правила, но Филиппа это не волновало. В один из вечеров он специально вошел в столовую в дырявых джинсах, чтобы его выставили, и нам пришлось вернуться в свой номер и заказать обслуживание номеров. Он мог проказничать, но это всегда оборачивалось в нашу пользу.

Однажды он зафрахтовал для нас лодку, чтобы мы провели день, исследуя острова Кис с их живописной природой. В другой раз мы поехали на машине в Ки-Уэст и совершили экскурсию по очаровательному городу, расположившемуся между двумя берегами. Самая южная оконечность США привлекала многих, я же была очарована количеством писателей, которые когда-либо жили в этом тропическом раю. Эрнест Хемингуэй, Теннесси Уильямс, Джуди Блум… Та самая Джуди Блум! Я была одержима идеей пройти около ее дома и столкнуться с ней, соблазненная фантазией, в которой мы с ней пьем чай на ее веранде и обсуждаем, как она помогала маме воспитывать меня.

По пути обратно в Исламораду Филипп опустил крышу своей крошечной спортивной машины, и мы с ветерком мчались по трассе US-1. По радио играл Брюс Спрингстин, а я закрыла глаза и запрокинула голову на подушку. Ветерок обдувал лицо, солнце согревало щеки. Я повернулась к Филиппу – красивому, сексуальному Филиппу – который держал одну руку на руле, явно превышая установленную скорость, и пропела ему слова только что услышанной песни. Не думаю, что когда-нибудь я чувствовала себя более счастливой или более живой. И еще более бесстрашной.

* * *

Однажды вечером мы сели за заранее выбранный нами столик у воды в заливе Морада.

Филипп был невероятно рад поужинать вне дома. Лечение моей аллергии было в самом разгаре, и от меня требовалось принимать пищу дома несколько дней в неделю, соблюдая диету из яиц и зеленых овощей. Бретт на гитаре играл композиции Эрика Клэптона, потому что знал, что это был один из самых любимых исполнителей Филиппа. Филипп подпевал, жарко дыша мне в шею.

Подошла Либерти в длинном пурпурном платье. Сегодня вечером у нее был своего рода выпускной экзамен. Мне предстояло съесть миндаль. Она улыбнулась Филиппу, который встал из-за стола, чтобы поцеловать ее в щеку. Филипп потер руки.

– Я готов, дамы. Посмотрим, действительно ли колдовство работает.

Либерти легонько стукнула его, а затем все свое внимание переключила на меня.

– Когда ты приклеила миндаль к руке, реакции не было? – спросила она.

– Нет, – ответила я.

– Ты потерла им губы?

– Да. Никакой реакции.

– Тогда ладно, – решительно произнесла Либерти. – Пора.

Но Филипп, обычно решительный, прервал мою нарастающую тревогу.

– Дамы, я позвонил одному из моих друзей-врачей из пресвитерианской Колумбии, и тот недвусмысленно дал мне понять, что лечению, не одобренному FDA[6], доверять нельзя.

– Филипп, – спросила я, – Почему именно сегодня ты собираешься поставить под вопрос мои недели воздержания от еды?

– Не слушай его, Шарлотта. Любая реакция на этом этапе идет из головы.

Она протянула мне миндаль.

– Не позволяй страху взять верх над тобой.

Я настояла на том, чтобы Филипп держал «Эпипен» наготове.

– Ты не должен струсить, – сказала я, – Если тебе придется спасать меня!

– Это плохая затея, дамы. Я читал об этом. Мы понятия не имеем, безопасно ли…

– Филипп, если ты не можешь поддержать меня, то хотя бы помолчи.

Растирая мою руку, Либерти продолжила:

– Шарлотта, успокойся. У тебя больше нет аллергии!

Под их взглядами я съела миндаль. Я ждала, не защекочет ли у меня в горле, и не начну ли я задыхаться, но этого не произошло. Даже Филипп с «Эпипеном» наготове был в шоке. Я съела еще один орешек, и мы разразились аплодисментами.

Ужин превратился в праздник, и от волнения я испытывала легкое головокружение. Я видела, что у Филиппа все еще были сомнения на счет метода, но он был готов отдать Либерти должное.

– Либерти, – сказал он, – Тебе повезло, но я думаю, что исцеление Шарлотты как-то связано с моим появлением в ее жизни.

Не обращая внимания на его нежелание полностью принять метод, я пожинала плоды своих непростых усилий, внимательно отметив еще один момент. Филипп был ужасно напуган все это время. Меня не радовало, что я привела его в ужас – меня согревало то, насколько он заботился обо мне.

Позже мы остались за столиком вдвоем, наслаждаясь теплым ветерком.

– Ты сегодня прекрасно выглядишь, Чарли.

– Ты судишь предвзято.

Он повторил свои слова.

– Это потому, что я загорела. И, может быть, похудела на несколько фунтов.

– Это потому, что ты счастлива. Островной воздух оживляет.

Я почувствовала, как по моей шее поднимается румянец. Раньше я по глупости считала, что понятие счастья переоценено. Жизнь дарит нам вспышки радости, но боль никуда не исчезает. В ту ночь за столиком я, глядя на бродившего рядом Санни, решила перестать оправдываться. Он повторил свои слова снова:

– Чарли, ты выглядишь по-настоящему счастливой.

Я приняла это, погладив лак стола кончиками пальцев. Было в этом что-то приятное и успокаивающее.

– Спасибо.

Мне все еще казалось, что это странно звучит из моих уст, но это было одним из упражнений, на котором настаивала моя мама на смертном одре и которое я выполняла.

– Спасибо, – повторила я.

Мы с Филиппом были эйфорически влюблены, наши жизни были сшиты плотным швом. Счастье не было переоценено. Это был подарок, который следовало лелеять и держать крепче.

* * *

– На этой неделе я уезжаю, Чарли.

Было начало марта, и мы наслаждались этим чудесным временем.

Санни отвернулся от залива и положил голову мне на колени. Я подразнила пса:

– А ты чего расстраиваешься? Тебе же нравится, когда я вся в твоем распоряжении.

Я понимала, что наше расставание неизбежно. Филиппу нужно было вести бизнес, и на него полагалось бесчисленное