Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не успеваю ответить, как раздается звонкое тявканье, и в комнату влетают два пушистых шарика. Когда до них доходит, что в комнате чужой человек, на меня начинают прыгать, тявкать и обнюхивать.
– Это Сок и Орешек, – представляет их Поппи, как будто я и без нее не понял.
Они настоящие маньяки, но я знаю, что нужно делать. Вместо того, чтобы погладить, я резко щелкаю пальцами и протягиваю им открытую ладонью. Они моментально успокаиваются, уставившись на меня с интересом.
– Хорошие песики.
Поппи смотрит на меня с изумлением:
– Как тебе это удалось? Со мной они никогда так себя не ведут.
– Думаю, просто признали вожака, – пожимаю я плечами.
Она недоверчиво хмыкает, думая, что это шутка. Шутка, конечно, но только наполовину.
– Я хочу тебе кое-что показать, – говорит она и направляется на кухню. – Иди сюда.
Не люблю, когда мне приказывают, но любопытно, что там у нее еще. «Если она сама это знает», – иронично думаю я. Чем больше времени я провожу с Поппи, тем сильнее впечатление, что каждые пятнадцать секунд у нее начинается новая жизнь.
На кухне она пинком пододвигает мне деревянный стул. Я сажусь, быстро оглядывая помещение, и убеждаюсь, что планировка, как и в моем доме. На кухне у нее куда чище, чем в столовой-рабочей зоне.
Поппи роется в ящике и достает небольшую сумочку, похожую на дорожную косметичку.
– Давай сюда руку, – приказывает она.
Я молча поднимаю бровь, не двигаясь с места. Поппи сердито ворчит и пытается схватить мою руку. Я мог бы легко отодвинуться, но остаюсь на месте. Мне интересно, что она собирается делать.
И только когда Поппи принимается рассматривать мою ладонь и пальцы, до меня доходит, что она проверяет, нет ли у меня ран, и что в сумочке просто аптечка первой помощи. Аптечка в желто-зеленой косметичке…
Ну кто еще на такое способен, кроме Поппи.
– Со мной все в порядке, – говорю я, но руку не убираю.
Мне приятно прикосновение ее легких пальцев, пробегающих по моей коже в поисках повреждений. Я не привык, чтобы обо мне заботились. Это приятно. Но в голове уже орет тревожная сирена, предупреждающая, что не стоит к этому привыкать.
– Конечно, все в порядке, ты же у нас крутой. Но тот громила явно перенюхал больше «снежка», чем лежит на вершине гор в Колорадо, и мне не хотелось бы, чтобы ты подхватил какую-нибудь заразу из его крови, если у тебя есть оторванная заусеница или мелкая ранка.
Я осмысливаю сказанное:
– Звучит как-то чересчур конкретно.
– Я же говорила, что придумываю целые истории. – Поппи обиженно поджимает губы. – И постоянно добавляю все новые детали и драмы. Это делает мою жизнь и мои истории интереснее.
Она достает из аптечки маленькую бутылочку дезинфицирующего геля и берет со стола салфетку. Потом прикладывает салфетку к единственной крохотной царапине, которую ей удалось обнаружить. Ранку начинает пощипывать.
– А теперь помажем Неоспорином.
Поверх Неоспорина она еще наклеивает пластырь.
Я сгибаю и разгибаю пальцы:
– Спасибо. Надеюсь, что выживу.
– Очень смешно. – Поппи все еще держит меня за руку. – Коннор, послушай, то, что ты сделал с Дерриком…
Она замолкает и вопросительно смотрит на меня. Потом берет мою свободную руку и прижимает ее к своей груди. Она так близко, что я чувствую биение ее сердца под мокрой тканью футболки и слышу ее прерывистое дыхание.
– Я не хотел пугать тебя, – пытаюсь я успокоить ее. Понятия не имею, почему ее испуг меня беспокоит, но это так. Поппи и раньше знала, что я полный говнюк, но мне не хочется, чтобы она считала меня монстром.
Я осторожно поднимаю руку, надеясь, что она не испугается и не отпрянет. Поппи не двигается с места. Я дотрагиваюсь до выбившегося рыжего локона, ласково убираю его за ухо, и замираю, когда она вдруг закрывает глаза и наклоняется ко мне.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось это увидеть.
– А мне не жаль.
Поппи открывает глаза, поворачивает мою руку и нежно целует над пластырем. У нее такие мягкие губы. Секунду я думаю, не почудилось ли мне все это, но тело уже отвечает на ее прикосновение, словно на удар током.
– Поппи, – вырывается из моего горла хриплый низкий рык.
Она тянет мою руку к себе и кладет ее поверх той, что уже лежит над ее сердцем:
– Послушай, мое сердце колотится не от испуга. И я боялась не тебя, я боялась за тебя. Но это было не нужно, не так ли? – Она нервно сгладывает. Я бормочу что-то невнятное, но ей, похоже, это надо. – Спасибо, что защитил меня, когда я очертя голову бросилась в бой.
Она опускает мою руку ниже, на свою теплую грудь.
Следуя чистым инстинктам, ладонь непроизвольно охватывает ее, ощущая мягкий вес и твердый камешек соска под ладонью. Я осторожно сжимаю и поглаживаю грудь, запоминая ее реакции.
– Поппи, ты просто нечто. – Я встаю и тяну ее за собой. Потом прижимаю к кухонному столу, словно поймав в клетку моих рук. – Пока я рядом, никто не посмеет тебя обзывать.
Она вздыхает, и я ловлю этот звук поцелуем, прижимаясь к ее бархатисто-мягким губам. Мне самому страшно, потому что я проделываю это по одной причине – я хочу ее.
Я просто отчаянно хочу ее.
Она издает жадный стон и притягивает к себе мою голову. Теперь уже ее язык требует, чтобы я впустил его в мой рот, и поцелуй становится все глубже, все горячее… все серьезнее.
Все началось как выдумка, как прикрытие от любопытства моей семьи. Но в том, что мы делаем сейчас, нет ни выдумки, ни притворства. Сейчас происходит нечто вполне реальное. Это страсть, секс и горячее желание. И внезапное осознание опасности заставляет меня отодвинуться на другой край стола, хотя все мое тело протестует в горячем желании сделать с Поппи все, что она захочет. Все, чего мы оба так хотим.
Но это по-настоящему, а мне такого не нужно. Слишком опасно для нас обоих.
– Я не могу. Нам нельзя это делать. – Я тяжело дышу, чувствуя, как все мое тело протестует против этих слов. – Поппи, я совсем не то, что тебе нужно.
– А кто сказал, что мне нужно? Откуда ты знаешь, что для меня хорошо, а что плохо? – Ее голос дрожит от желания. – Может, мне как раз нужен кто-то плохой и опасный.
Мои яйца можно только пожалеть.
Я держусь поодаль, не пытаясь даже шевельнуться. Мои руки все сильнее сжимают край стола. А Поппи подходит все ближе, и желание борется во мне с инстинктом самосохранения. Она не оставляет мне никакого выхода, когда ее пальцы зарывается в волосы у меня на затылке, а губы скользят по щеке. Я легко могу усадить ее на стол, стащить джинсы, раздвинуть ее ноги и утолить свой голод и желание ее тела, или я мог бы нагнуть ее над стулом и грубо взять сзади. Я уверен, что она будет рада любому варианту развития событий.
Но что-то подсказывает мне, что делать так нельзя. Она заслуживает лучшего, и, хотя сейчас она готова на все, позднее она вспомнит и поймет, что я был прав. И будет считать меня мерзавцем, ловко использовавшим ее слабость.
Раздраженно рыча, я отталкиваю ее, чтобы между нами образовалась хоть какая-то дистанция, отчаянно сопротивляясь желанию немедленно притянуть ее обратно.
– Я страшно хочу тебя, но я пытаюсь сделать все как нужно Хотя это и чертовски трудно. – Я давно не слышал, чтобы в моем голосе звучала такая боль. – Пожалуйста, позволь мне сделать так.
Поппи обижена, но я вижу, что она обдумывает мои слова, как обдумывает истории, которые пишет. Мне еще никогда не было так трудно выразить свои мысли при помощи случайных комбинаций двадцати шести букв английского алфавита.
– Мне надо идти. – Я отдаляюсь от нее еще на один шаг, но этого по-прежнему недостаточно.
Я вижу ее, слышу, чувствую ее запах и ощущаю ее тело, ее вкус. Она так близко и в то же время так далеко. Далеко не в смысле расстояния, просто она где-то надо мной. Даже посреди своих самых безумных выходок она намного чище меня. Но я отчаянно пытаюсь стать лучше.
– Послушай, сегодня ночью мне нужно кое-что сделать. Утром встретимся и вместе поедем в ломбард.
Поппи напряженно кивает. Уже выходя из двери, я слышу ее голос:
– Коннор!
Я оборачиваюсь, одновременно надеясь, что сейчас Поппи позовет меня обратно, и молясь, чтобы приказала уходить. Рыжие волосы растрепались, губы распухли от моих поцелуев, она выглядит разгоряченной и желанной. Странно, что у меня еще