за свою безопасность. Не хотелось бы стать основной темой злобного обсуждения на следующем собрании домовладельцев.

– Диана Николс, – повторяет Пит, поглядывая на меня с опаской.

Я осторожно кладу клюшку на место и ласково похлопываю по ней.

Коннор качает головой, он явно не против моего посильного участия в шоу:

– Значит так, я беру кольцо и добавлю еще сотню за чек на ноутбук. Мне нужно найти Диану Николс.

– Ты покупаешь кольцо? – Я бросаю взгляд вниз, на свою руку с поблескивающим на ней красным камнем. – Но это не нужно…

Взгляд Коннора заставляет меня замолчать. На время…

– И я хочу клюшку для гольфа, – весело добавляю я, прикидывая, что получится отличный сувенир, который послужит вдохновением, когда я буду писать про эту сцену. Да и для обороны пригодится, если что. Но сперва куплю пиньяту, разнесу ее в хлам и съем все конфеты.

Пит переводит взгляд с меня на Коннора, который тяжело вздыхает:

– Мы не причиним мисс Николс никакого вреда. Мне нужен только ноутбук. Мы заплатим ей столько, что она купит себе новый компьютер.

– Две сотни, – торгуется Пит. Это у него в крови: он нашел покупателя и теперь не выпустит его без выгоды для себя. – Плюс стоимость кольца и клюшки.

– Хорошо.

Коннор вытаскивает из бумажника толстую пачку стодолларовых бумажек, но выпускает их из пальцев только после того, как Пит вручает ему распечатанную расписку с адресом мисс Николс и описанием ноутбука, в котором я узнаю свой.

Получив нужную информацию, мы направляемся к двери.

– Вы ведь ничего плохого ей не сделаете?

Я смотрю на Коннора, но по его взгляду понимаю, что вопрос Пита был адресован не ему, а мне. Коннор опасен, но хозяин ломбарда боится именно меня. Видимо, я на самом деле слегка тронулась, потому что эта мысль заставляет меня улыбнуться:

– Обещаю, что не причиню ей никакого вреда.

Клюшку для гольфа я решила назвать Гэри. Сидя в машине Коннора, я прижимаю Гэри к груди, глядя на кольцо на моем пальце, и ухмыляюсь во весь рот, как малыш на Рождество.

– Что ж, все прошло неплохо, – сухо замечает Коннор.

Сердитый взгляд, которым сопровождаются эти слова, совершенно не пугает меня. Наоборот, я решаю, что это даже мило:

– Ага, мне тоже так показалось.

Коннор вздыхает, заводя двигатель:

– Она живет на другом конце города.

Через несколько минут он вдруг спрашивает:

– Ты на самом деле собиралась разбить витрину?

– Хмм… может быть, – размышляю я. – Слушай, а мы можем по пути купить пиньяту?

Коннор, наверное, думает, что я сумасшедшая, но идея раздолбать что-то на кусочки кажется очень привлекательной. Моя книга, ноутбук, даже то, что я постоянно хочу Коннора – отличный был бы способ снять весь этот стресс.

Зато теперь у меня есть кольцо и чудесная клюшка для гольфа. Это айрон № 3, мне как раз подходит. Коннор опять молчит, но теперь это вполне уютное молчание. Мы работаем вместе, вот что главное.

До дома Дианы Николс мы доезжаем быстро, дороги сегодня свободны. Я задумываюсь, как вообще Диана попала в этот обшарпанный ломбард, но в общем это не имеет значения.

Диана живет не в лучшей части города, мне было бы некомфортно ходить здесь по ночам. На ступеньках одного из домов сидит какой-то парень, на вид дружелюбный. Может, даже чересчур: он словно ожидает своих обычных клиентов.

Но Коннор ведет себя в этой обстановке абсолютно непринужденно, что удивительно: я-то видела, в какой семье он рос.

Коннор подходит к этому типу и ставит ногу на ступеньку:

– Здесь живет Диана Николс?

Парень откидывается назад, чтобы получше рассмотреть нас. Наверное, пытается понять, будут ли от нас какие-то неприятности, поскольку на миссионеров мы не похожи, и на сборщиков подписей тоже. Чтобы ускорить процесс, Коннор лезет в карман. Парень напрягается, но Коннор просто вытаскивает купюру в пять долларов:

– Диана Николс?

Парень, не глядя, прячет деньги в карман:

– Да, она здесь живет. Но сейчас ее дома нет.

– Нет дома? – расстраиваюсь я. – А где она?

– На работе. У нее смены по двадцать четыре часа, так что вернется домой завтра после обеда.

– Где она работает? – спрашивает Коннор.

– Везде. Она на скорой. Может быть где угодно. Я не знаю, где у них станция.

– Ты что, нам голову морочишь? – шиплю я, но парень только пожимает плечами. Он говорит правду.

Коннор тоже это понимает и вздыхает:

– Ладно, поехали домой. Ты пока поработай, потом вернемся, чтобы встретиться с Дианой.

Я молчу, пока он усаживает меня в машину, потом не выдерживаю и ору от раздражения:

– Блин, мы же были почти у цели!

Глава 15

Коннор

Поппи молчит по пути домой, но я практически вижу, как напряженно работает ее мозг, и пытаюсь понять, что происходит сейчас в ее голове: то ли она прислушивается к своему творческому гению и выдумывает очередные сценарии, персонажей и ситуации для книги, то ли просто бесится от того, что опять не смогла получить обратно свою рукопись. А может, вспоминает, что вообще не оказалась бы в этой ситуации, если бы я не украл ее ноутбук.

Мы подъезжаем к дому, она открывает дверь машины, молча выходит, и я кожей ощущаю, как давит на меня ее молчание. Сейчас Поппи уйдет в дом… я не хочу, чтобы она уходила. Но она вдруг обходит машину с моей стороны и указывает на дом:

– Зайдешь ко мне?

Идея не самая удачная, и мне стоило бы так и сказать, но я чувствую странное безумие, охватившее меня в ту минуту, когда я надел ей рубиновое кольцо на палец и поцеловал ее. Я не хочу и не могу уйти, Поппи словно околдовала меня:

– Да.

В гостиной я напряженно присаживаюсь на самый край кушетки, точно кот, готовый сорваться с места при любом звуке. Я чувствую себя школьным шалопаем, которого вызвали в кабинет к директору на взбучку. Но мои грехи не ограничиваются дракой в коридоре или прогулянным уроком. Они куда серьезнее. Я вор, я драчун, я способен расквасить нос какому-то повару просто чтобы получить то, что мне нужно. В данный момент не важно, что он заслужил это и что Хуан Пабло обошелся бы с ним куда круче. Все равно мои поступки многое говорят обо мне. И я лжец – Поппи даже не представляет себе, как далеко простирается моя ложь.

Поппи прислоняет клюшку для гольфа к стене под доской с заметками и садится рядом со мной.

– Извини меня, – сам не зная почему, я внезапно ощущаю себя полным дерьмом.

– За что? Ты же не виноват, что Дианы Николс не было дома. – Поппи не понимает, в какую темную глубокую пропасть нырнула сейчас моя душа.

– Я не про это. – Я опускаю голову и вздыхаю, не в силах встретить ее взгляд. Не хочу увидеть там осуждение. Понимаю, что заслужил его, но не хочу, чтобы это воспоминание преследовало меня снова и снова. – Извини, что украл твой ноутбук. Это не входило в план. Я просто делал свою работу.

Мысленно я подыскиваю слова, которые объяснили бы случившееся, но скрыли от Поппи все убожество моей души. Сам не знаю, чего я ищу: прощения, покоя или возможности забыть. Что-то в глубине моей души тянется к этой девушке. Рубин на ее пальце словно дразнит меня чем-то желанным и несбывшимся.

Поппи кладет руку мне на плечо, осторожно поглаживая меня через ткань футболки, и я тяжело вздыхаю, понимая, что ничем не заслужил ее доброту, но не в силах отказаться от ее прикосновений. Я так давно не сталкивался с мягкостью, с подобной щедростью души. Понимаю, что это делает меня мерзавцем вдвойне, но я никогда и не претендовал на иное звание.

– Не знаю, почему ты занимаешься своим ремеслом, Коннор, но ты хороший человек.

Ее слова – удар под дых. Как она может думать подобное после всего, что случилось? Мне придется продемонстрировать ей, что все совсем не так, иначе рухнувший карточный домик погребет ее под своими обломками. А он непременно рухнет.

В полном отчаянии я пытаюсь выложить последние карты, всю уродливую правду, которая позволит мне оттолкнуть Поппи:

– Я был еще подростком, когда пошел по кривой дорожке. Ты же видела мой дом и семью. Там были правила, которые следовало соблюдать. Правила семьи, правила общества – я просто ненавидел все это. Что носить, что говорить, как улыбаться, даже если каждое твое слово сочится ядом. Все это было фальшиво и бесполезно. И я бунтовал против всего этого. Вначале просто делал всякие глупости.

Рука Поппи замирает, но она не убирает ее с моего плеча:

– Какие глупости?

– Я тайком убегал из дома, просто чтобы побыть на свободе и чтобы меня не поймали. Никому ни разу не удалось засечь меня. Потом я начал пить, курить, употреблять наркотики, и вообще делать все, что могло