имел что. Вроде наша свадьба, мы оба там, в здании, вместе смеемся и разговариваем, однако…

– Извини. Это не камень в твой огород, – сказал я тишине. – Просто… Само вырвалось. Я скучаю.

– Чувствую себя ужасно…

Я хотел сказать: «Тогда возвращайся», но сдержался.

– Не стоит.

– Хуже всего то, что большую часть времени я не чувствую… Я не всегда так себя чувствую. То есть я уже привыкла…

– Ага.

– И когда я это понимаю, мне еще хуже становится.

– Я не хочу, чтобы ты себя корила. Нам сейчас тяжело. Мы знали, что будет трудно…

– Я люблю тебя, ты это знаешь. Но раз я приехала сюда, то надо работать.

– Я понимаю.

– Если я буду постоянно разрываться… Это будет… Ну…

– Я понимаю.

– Аж отвращение от своих слов берет.

– Все хорошо, – сказал я, но прозвучало неискренне.

Некоторое время мы молчали. Имоджен вернулась на экран компьютера с массивным спутниковым телефоном.

«Смотри, – подумал я. – Эта женщина собирается позвонить мужу, потому что ей не все равно и она беспокоится о том, как прошел его день. Будь добр к ней, потому что ты ее любишь, и потому что она хороший человек, и потому что она очень старается, и потому что она очень, очень далеко».

– Не стоит себя упрекать, – сказал я уже с большей уверенностью. – Не хочу, чтобы тебе было плохо. И я тебя ни в чем не виню, честно.

– Спасибо.

– Честно.

– Спасибо. Но мне от этого не легче.

Имоджен из душа набрала номер и стала ждать ответа. Она улыбнулась и одними губами произнесла: «Прием, Юстон».

– Я так понимаю, тебя там объял жуткий страх.

Имоджен рассмеялась.

– Да, так и есть.

– А ты не позволяй. Скажи: «А ну, пошел отсюда».

– И все-таки, как так вышло? Знаешь… Мне кажется, тут как со сказками братьев Гримм: какие-то элементы из древней, оригинальной версии, более страшной и жуткой, пробрались в новую. Я про песню об ангеле и пастухах, если что.

– Да, я понял.

– Хорошо.

В этот момент пузырек воспоминания вырвался из-под тины лет и всплыл на поверхность сознания.

– Кажется, только низшие чины ангелов выглядят как люди с крыльями.

– Чины? У ангелов есть чины?

– Да. Не помню, сколько точно, девять или двенадцать, но только парочка нижних рангов выглядят так, как обычно представляют ангелов люди.

– А остальные?

– Опять же, не особо помню, но очень странно. Они жуткие. С кучей рук, голов и крыльев. А, и сотней глаз, кажется.

– Серьезно?

– Да. И чем выше ранг, тем более жутко они выглядят. Первые чины самые странные. Геометрические фигуры, непонятные абстрактные формы внутри непонятных абстрактных форм. Одним словом, кошмар.

– «Не бойтесь, молвил он, когда объял их жуткий страх».

– Да, может, поэтому и жуткий страх. Значит, если это был один из высших…

– Спустился такой с неба гигантский стоглазый треугольник…

– Тогда понятно, почему у пастухов поджилки затряслись.

– Жуть.

– Да уж. Если и существовала какая-то оригинальная версия, то она явно была в стиле Лавкрафта.

Имоджен рассмеялась.

– В фильме «Реальная любовь» ребенок играл осьминога в рождественской пьесе.

– Вот видишь. Все сходится.

В кадре появился мужчина с парой бутылок пива в руках. Имоджен подняла голову и пробормотала «Минутку».

Он кивнул, ухмыльнулся и ушел.

– Тебя ждут? – спросил я.

– Что?

– К тебе парень с пивом приходил.

– Черт. Как время пролетело. Мы с ребятами договорились собраться в парке, чтобы немного выпить и обсудить… Неважно, избавлю тебя от деталей. Но, да, мне, наверное, уже пора…

– Хорошо, понял. Беги, пока они не разошлись.

– Нет.

– Да, – сказал я. – Выпей пива.

– Ладно. Я скоро тебе позвоню.

– Хорошо, люблю тебя.

– И я тебя люблю.

– Хорошенько повеселись.

– Хорошо. Пока.

– Пока.

– Пока.

– Пока.

Раздался ровный гудок.

Имоджен на экране продолжила разговаривать по телефону, но выглядела теперь напряженной, на взводе. Парень в кадре – это был Джонни. Гребаный Джонни. Я старался не думать о его глупой, слишком знакомой ухмылке и убеждал себя, что две бутылки пива в его руке – не одна, не четыре, не шесть, а две – абсолютно ничего не значили.

* * *

Я прошел на кухню и на секунду удивился – уже в третий раз за вечер, – какой она была чистой и опрятной. Я поставил чайник, стараясь не обращать внимания на кучу нераспечатанных уведомлений о задолженности на столешнице, и начал рыться в шкафу в поисках банки кофе.

Стоит отметить одну важную деталь. Даже когда на кухне воцарялся полнейший хаос, даже когда я, устав от него, затевал генеральную уборку, я никогда не трогал предмет на кухонной столешнице.

Кружку с надписью «Я ♥ Чай».

Кружку Имоджен.

В день отъезда она осторожно поставила кружку на столешницу.

– Оставляю ее здесь, – сказала она. – Не трогай ее.

Заметив мое замешательство, она добавила:

– Не двигай кружку. Когда утром будешь готовить кофе, представляй, что я тоже дома.

Я поцеловал ее.

– Нет, постой, – она попыталась выкрутиться из объятий и донести до меня мысль. – Я даже пакетик чая туда положила, видишь? Все приготовила. И когда я вернусь и зайду в квартиру, то смогу сразу налить себе чаю. Эта чашка – моя. Не забывай, хорошо?

После этого мы долго стояли, обнявшись.

– Люблю тебя, – сказала она мне в плечо.

– Я тоже тебя люблю. Как думаешь, как быстро я залью туда кипяток и испорчу твой план?

– Ха. Продержишься три дня максимум.

Я с большой осторожностью поставил «Я ♥ Кофе» рядом с пыльной «Я ♥ Чай». Как и всегда, я удостоверился, что моя кружка не коснулась кружки Имоджен и не сдвинула ее ни на миллиметр. Ничто и никто не трогал кружку «Я ♥ Чай» с тех пор, как моя жена поставила ее туда. Имоджен касалась кружки последней, и только Имоджен сможет вновь ее взять, когда вернется домой.

«Это чашка – моя».

Я заварил кофе.

Я продержался уже сто шестьдесят восемь дней.

* * *

Час спустя, около половины второго ночи, я сидел за компьютером, уставившись на полупустой документ под названием «КАПИТАН СКАРЛЕТТ СЦЕНАРИЙ», в то время как наше свадебное видео крутилось по телевизору в третий раз за ночь.

Ало-золотая Имоджен произносила тост.

– Я прочитала пару отрывков из второй книги, – сказала она.

Я не отводил взгляда от мигающего на экране курсора. Смотреть не было необходимости. Я видел запись так много раз, что без проблем мог воспроизвести ее в голове. Имоджен стоит за главным столом перед притихшими гостями, нервно поглаживая ножку бокала с шампанским. Останавливается, опускает взгляд на сидящего рядом в смокинге меня и улыбается. Имоджен счастлива, взволнована, возбуждена, немного пьяна и очень, очень мною гордится.

– Я прочитала пару отрывков из второй книги и хочу сказать, – теперь она обращалась непосредственно ко мне. – Не волнуйтесь, мы никого из вас не забудем, когда мой муж… – гости радостно загудели, – получит Букеровскую премию и мы станем ужасно богатыми и будем жить в огромном замке.

Я поднимаю кружку и отпиваю остывший кофе.

Моя исключительная Имоджен. Снова вспомнилось, как вдохновил меня ее собственный проект, зародившийся через четыре года после свадьбы; как она упорно шла к его осуществлению, несмотря на трудности, за