живот. Она закричала. Дрель не встретила какого-то сопротивления. Она быстро проскользнула внутрь ее плоти до упора. Наконец, ей удалось высвободить руку и схватиться за дрель, но Гор быстро вытянул ее, затем схватил ее за запястья. И снова просверлил ее дважды, просверливая дырки через ее ладонь. Когда она одернула руку обратно, он снова проткнул ее живот сверлом. Лэйла схватила ее за запястье и снова прижала к себе, и Дарла завизжала, в желании просто обнять свой живот двумя руками. Гор развлекался, он сверлил ее локоть, ее ладонь, ее запястья.

Он выжал переключатель. Сверление прекратилось, остался только ее крик.

- Теперь как, Дарла? Любишь Сатану? Готова отдать ему своего ребенка?

Она не верила в Cатану, но не было ли это истинным лицом зла? Они пытали ее и убили Mилу. Незнакомцы и бывшие коллеги смеялись над ее болью, стращая ее пожертвовать ребенком. Раны от дрели жгли ее живот и руки настолько сильно, что она ожидала увидеть из них пар.

- Все, хорош, с ней хуйней страдать, - упершись руками в бедра сказал Деcмонд. - Если матери не нужен ребенок, дырявый как губка, нахрена он Cатане?

Гор снова погрузил дрель, все его лицо покрылось красными пятнами.

Ребенок внутри нее не двигался. Ей показалось, что после удара яблоками Эбби еще двигалась, но скорее всего это было просто ее желание. Если дрель проникла в любую несформированную часть Эбби, тa, скорее всего, внутри Дарлы уже умерла. B самом немыслимом смысле.

Она молилась о божественном вмешательстве. В него она тоже никогда не верила, но, если бы оно означало, что она может пойти домой, она должна попробовать в него поверить. Сейчас она была готова молиться кому угодно и чему угодно: богу, матери, мужу. Марк, скорее всего, сейчас уже спал, не зная о том, какие ужасы сейчас происходят с их жизнями; ужасы, которые она не могла и представить себе всего пару часов назад.

* * *

Ева с помощью крюка вырезала на нутре беременной сучки перевернутый крест.

- Держи ее смирно, не хочу все испортить.

Бейджик на свиноматке гласил: ДАРЛА, но для нее это ничего не значило. Может бейджик был и на зародыше. Для Евы они были меньшим, чем человечина, - просто мешками бесполезной кожи, наполненными сладчайшим нектаром. Реальный человеческий статус для нее тоже имел мало значения. К нему она так и не привыкла. Ева стремилась к демонизму, осквернению и богохульству любого "дара" света.

Она определенно не чувствовала какой-то привязанности к этой извивающейся пизде на столе. Никакого разделенного инстинкта материнства, либо желания что-то вырастить. Даже никакой женской солидарности. Ебись оно все конем, навеки вечные! Слава Cатане! Жизнь была иллюзией, сном, который снился мясной машине, чтобы убедить ее, что она имеет смысл и важность, когда ни того, ни другого на самом деле не было. Лишь смерть была истиной. Смерть была великим уравнителем, определенно единственным обещанием, которое никто не нарушит. В этом и была ее красота. В этом и была ее сила – сила быть неоспоримо реальной.

И сейчас, все должно было стать, пиздец, как реально для Дарлы.

Лэйла подняла медальон с его огненным глазом и печатью Люцифера.

- Отец наш, Сатана, мы даруем тебе этих мать и ребенка. Слава Аббадону, Баалу и Астароту! Да даруют нам владыки ада свои адские силы! Да благословят они нас гневом зла!

Говорила она убедительно, хотя Ева и гадала насчет нее. В этом возрасте Ева также думала, что во всем разобралась, но буквально спустя пять лет, она почувствовала себя абсолютно иным человеком - смущенная и испытывающая отвращение к своему выпускному в школе. У Лэйлы была власть и уважение в группе, обещая спокойную резню во "Фрешвее", но вот к чему они пришли: у них выпало два солдата и один хер в первые пару минут. Ева подозревала, что Лэйла шарит в оккультизме ровно столько же, сколько девственница разбирается в сексе – до хрена теории, но ни хрена практики.

На громкий зов Деcмонда одним из первых откликнулся Марсель. Он стоял позади, несмотря на то, что нужно было преследовать тех, кто убежал. Еве было легче находиться в "Внутреннем круге", даже если это означало, что Марсель, вероятно, сейчас будет разделывать мясо. Свиньи из "Фрешвея", не шли с ним ни в какое сравнение. В стране свиней, мясник - король.

На другой стороне сидел Тревор, облокотившись на хлебные ряды с пакетом заморозки на своем развороченном гульфике, под ним растекалась лужа крови. Ева хотела покинуть свой пост, чтобы пососать его сочащиеся чресла. Она уже взяла в рот сегодня ночью у одного мужчины, но так и не получила никакой жидкости за свои попытки. Гениталии Тревора она бы сейчас заглотнула с удовольствием. Деcмонд не направил никого в проход с аптечкой, чтобы оказать бедному уебану помощь. Все понимали, что с ним - все. Его лицо выглядело как вощёная бумага, пока он подтягивал полотенца к своему уничтоженному достоинству.

- Люцифер, - Лэйла вращалась во всех направлениях продолжая свое заклинание, - защити своих верных слуг! Мы проливаем эту кровь во имя твое!

- Слава Cатане! – прокричал Деcмонд.

Марсель, Гор и Ева вторили ему.

Дарла умоляла все это время. Ева проигнорировала это. С таким же успехом, как ни странно, это мог быть детский лепет.

Марсель вышел вперед со своим ножом, пальцы проникли в крепления на рукоятке в форме кастета, шипы сверкали, как осколки стекла. Футболку задрали так, чтобы было видно живот женщины. Oн решил, что стоит попросту разорвать ткань, как футболки, так и джинсов, чтобы оголить полностью тело. Шар из плоти пересекала сеть из жировых растяжек.

Женщина возобновила свою борьбу.

- Держите ее, - сказал Деcмонд.

Гор пригвоздил ее ноги. Ева схватила ее за запястья и загнула руки за голову женщины. Она не сводила взгляда с глаз сучки. Ужас и безнадега сотрясали ее глаза, она промочила трусики, а изо рта валила слюна.

Марсель уверенно нарезал круги по периметру ее живота. Он провернул запястьем, и еще одна дуга плоти открылась, высвобождая полотно парной крови. Она капала на пол с края стола; каждая капля издавала удовлетворяющий звук, отдаваясь эхом от витрин. Белый лук уставился, своими выпученными глазницами, наблюдая за шоу; яркие флуоресцентные лампы, освещали все, как на съемках порно.

Крик Дарлы был вибрирующим, вызывающим восторг. Такое отчаяние и тоска. Такой восторг наблюдать, как она переносила кесарево и вскрытие в одно и