словно затягивает воронка этого видения, он никак не может избавиться от фантома возлюбленной.

Изображение Анни здесь приближается к старинному образу девы-цветка, или девы-розы, – она всегда в саду, молчаливая и одинокая:

В Техасе на побережьеПо дороге на ГальвестонЕсть огромный сад утопающий в розахИ он окружает со всех сторонВиллу что схожа с огромною розойКогда мне случается мимо идти по дорогеЗа оградой я женщину вижу онаВ саду неизменно гуляет однаИ мы глядим друг на друга…21

Г. Аполлинер. Анни (фрагм.). Пер. М. П. Кудинова

Анатолий Мариенгоф и контрреволюционные розы

В Советской России 1920-х гг. роза ассоциируется с контрреволюционными настроениями. Она тоже больше чем только роза, она оружие контрреволюции, почти запрещенный цветок. Подобное отношение к розе фиксировалось у христианских первосвященников. Роза – цветок Рима и его варварских традиций. Здесь же роза – символ монархического прошлого, а также символ мещанства (вспомним Маяковского и его «старые» розы, которые нужно поменять на «новые»). Ярким примером использования образа контрреволюционной розы является описание покупки букета в романе «Циники» (1928) Анатолия Мариенгофа:

«Наконец, когда уже не чувствую под собой ног, где-то у Дорогомиловской заставы достаю несколько белых и желтых роз.

Прекрасные цветы! Одни похожи на белых голубей с оторванными головками, на мыльный гребень волны Евксинского Понта, на сверкающего, как снег, сванетского барашка. Другие – на того кудрявого еврейского младенца, которого – впоследствии – неуживчивый и беспокойный характер довел до Голгофы.

Садовник завертывает розы в старую, измятую газету. Я кричу в ужасе:

– Безумец, что вы делаете? Разве вы не видите, в ка-ку-ю газету вы завертываете мои цветы!

Садовник испуганно кладет розы на скамейку.

Я продолжаю кричать:

– Да ведь это же “Речь”! Орган конституционно-демократической партии, члены которой объявлены вне закона. Любой бульварный побродяга может безнаказанно вонзить перочинный нож в горло конституционного демократа.

У меня дрожат колени. Я сын своих предков. В моих жилах течет чистая кровь тех самых славян, о трусливости которых так полно и охотно писали древние историки.

– Можно подумать, сумасшедший человек, что вы только сегодняшним вечером упали за Дорогомиловскую заставу с весьма отдаленной планеты.

Неужели же вы не знаете, что ваши розы, белые, как перламутровое брюшко жемчужной раковины, и золотые, как цыплята, вылупившиеся из яйца, ваши чистые, ваши невинные, ваши девственные розы – это… это…

Я говорю шепотом:– …это…Одними губами:– …уже…Беззвучно:– …контрреволюция!»22Образ розы в поэзии Анны Ахматовой

Анна Ахматова неоднократно обращалась к образу розы. По подсчетам специалистов (В. В. Корона, Л. К. Чуковская, Л. Ф. Соловьева, Э. В. Пугачева), этот цветок упоминается в тридцати трех ее стихах, среди которых наиболее знаменитые «Обман» (1910), «Первая роза» (1944), «Летний сад» (1959), «Последняя роза» (1962), «Пятая роза» (1963). Для поэтессы роза – это прежде всего символ памяти. Нельзя сказать, что она пыталась создать оригинальный или авангардный вариант этого вечного цветка литературы. Скорее, в ее случае речь идет именно о традиции, о мировой истории, а также о ее личной истории: о детстве, семье, близких людях. При этом роза, будучи символом ее собственной памяти и одновременно памяти всеобщей, архетипической, трансформировалась с течением времени.

В 1964 г. было написано произведение «Последняя», где роза, хотя и не играла центральную роль, тем не менее ее «эпизод» пронизан необычайным драматизмом: Ахматова открывает розе, как близкому другу, самое сокровенное:

…Это все поведаноСамой глуби роз.Но забыть мне не даноВкус вчерашних слез.

На протяжении своего долгого пути в творчестве Ахматовой розы меняли цвет: «белые», «душистоснежные», «желтые», «румяные», «желто-розовые» и другие23. Они источали аромат весны «Весенним солнцем это утро пьяно, И на террасе запах роз слышней», от них веяло холодом зимы: «Из белых роз не свей венок, ⁄ Венок душисто-снежных роз…» («Обман»), они цвели в Летнем саду: «Я к розам хочу, в тот единственный сад» («Летний сад») и отцветали осенью, смешиваясь с запахом крапивы: «И крапива запахла, как розы, но только сильней» («Небывалая осень построила купол высокий»). Они расцветали в Сирийской и Северной Пальмирах, обретали древние персидские и средневековые европейские коннотации.

Роза сопровождала поэтессу от романтичных дней юности в Большом Фонтане недалеко от Одессы до испытаний и лишений в ее зрелые годы в Фонтанном доме в Ленинграде. Если первое стихотворение о розе было написано на Юге, возможно в Севастополе, где поэтесса «раскачивалась в гамаке» и еще не знала забот, то последнее – «Пятая роза» – было создано в Комарово, в знаменитой «Будке», в месте паломничества молодых ленинградских поэтов Анатолия Наймана, Евгения Рейна, Дмитрия Бобышева, Иосифа Бродского и др. И все же, несмотря на все тяготы, перенесенные поэтессой и членами ее семьи, несмотря на все трансформации ее личной розы, этот вечный цветок до самых последних строк сохранил свое первое – романтическое, южное – наполнение: роза-солнце, роза чайная, роза райского сада, сияющая, Петраковская роза.

Дм. Бву

Звалась Soleil ты или ЧайнойИ чем еще могла ты быть?..Но стала столь необычайной,Что не хочу тебя забыть.Ты призрачным сияла светом,Напоминая райский сад,Быть и Петрарковским сонетомМогла, и лучшей из сонат.А те другие – все четыреУвяли в час, поникли в ночь,Ты ж просияла в этом мире,Чтоб мне таинственно помочь.<…>И губы мы в тебе омочим,А ты мой дом благослови,Ты как любовь была… Но, впрочем,Тут дело вовсе не в любви.

А. Ахматова. Пятая роза (фрагм.)

«Роза для Эмили» от Уильяма Фолкнера

В литературе XX в. еще один образ розы связан с именем Эмили. Речь идет о рассказе Уильяма Фолкнера «Роза для Эмили» (1930). Никакой связи со стихотворением Г. Стайн здесь нет. И самой розы в произведении тоже нет. Роза есть знак уважения автора к непростой судьбе героини и к старой американской южной аристократии24. В чем-то образ Эмили, ее дома, напоминающего закрытый лабиринт или чашу розы, предвосхищает сложнейший мир семейства Буэндиа в романе Г. Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества». Только у Фолкнера это мир единственного члена семьи – Эмили остается одна после смерти отца и не может вступить в брак с неравным себе, а с другими родственниками она не общается. Весь городок не может успокоиться, когда Эмили все же решается выйти замуж за Гомера Бэррона, рабочего, приехавшего с севера. Но мезальянс так и не состоялся, ибо Гомер бесследно исчез. Лишь после смерти Эмили выясняется, что его мертвое тело все время после исчезновения лежало на кровати в ее спальне.

Роза для главной героини – это символ ее судьбы, ее дома, ее прошлого, в котором она и ее клан так и продолжали жить, несмотря на все происходящие после Гражданской войны ценностные перемены. Вариант титульной розы Фолкнера – это сложнейший символ, ведущий в далекое прошлое самого образа – роза как приз, как дар. На наш взгляд роза в заглавии – это заявка на жанр