цветку унылой повседневности, символу женского земного счастья.

Образ голубой розы ассоциируется с «голубыми цветами» немецких романтиков. Речь в пьесе идет о русалке, с которой себя сопоставляет Люба, нимфе, которая неизбежно погубит Ореста. Таким образом, фигура Ореста символизирует рыцаря, гибнущего из-за прекрасной девы. В связи с этим голубая роза – это реплика незабудки, встречающейся в произведениях А. фон Платена, М. Ю. Лермонтова. Образ голубой розы ассоциируется и с «синими розами» из одноименного стихотворения Р. Киплинга, особенно в сочетании с образом рыцаря, напрасно ищущего на земле розы такого цвета.

Голубая роза сопоставляется автором с теряющей рассудок женщиной-художницей, тоскующей по романтическим идеалам и прощающейся с ними. Сумасшествие Любы отсылает и к образу Офелии Шекспира. Роза именно такого цвета – это мечта Прекрасной дамы о рыцаре, которого больше нет. Смерть главных героев иллюстрирует гибель старого мира – его красоты, хрупкости, аристократичности. Умирающая, гибнущая голубая роза символизирует и «голубую кровь», уходящий век старой аристократии. «Есть и в наше время голубые розы, но это ненормальные создания больной культуры, продукт насилия над природой»1 (слова Ореста Груича, действие 1, выход 12).

Авторским, на наш взгляд, является и смешение красного с синим или противопоставление этих двух колоронимов. Исследователь Л. И. Синявская именует это проявлением экспрессионизма в пьесе Л. Украинки2. Традиционно эти два цвета не противоречат друг другу, достаточно вспомнить иконологические цвета одежд Богородицы в западной живописи – красное платье и синий плащ (или наоборот). У Л. Украинки эти два «дружащих» цвета словно взбунтовались друг против друга. Устами героя пьесы Милевского драматург упоминает самоубийство художника в романе «Творчество» Э. Золя. Герой французского романа сходит с ума из-за картины, на которой изображена женщина с непристойной алой розой. Алое – земное неизбежно губит прекрасное – трансцендентное – голубое в новом мире, где все старые романтические ценности поставлены под ироничное, грубое сомнение.

Первая постановка пьесы «Голубая роза» в 1898 г. «Труппой корифеев» М. Кропивницкого в Елизаветграде (Киров, ныне Кропивницк) не имела успеха. Это вполне закономерно, ибо «конец века» – эпоха отрицания романтизма, публика не восприняла всерьез сожаления по утраченным идеалам. Однако в 1907 г. новая постановка «Голубой розы» в музыкально-драматической школе им. Н. В. Лыкова в Киеве и публикация пьесы в альманахе «Нова Рада» в 1908 г. уже снискали популярность, в немалой степени потому, что к данному моменту неоромантические концепты, овеянные мрачным духом сожаления по утраченным прекрасным временам, обрели своих почитателей. Этому, на наш взгляд, отчасти могла поспособствовать организация двух выставок художников-модернистов: «Алая роза» в Саратове (1904) и «Голубая роза» в Москве (1907)3.

Исследователь последней и данного художественного направления, явившегося предтечей русского авангарда, И. М. Гофман в своей монографии и докторской диссертации «Голубая роза» (2000)4, а также А. К. Флорковская в книге «Формирование творческого метода художников “Голубой розы”» (2000)5 и Т. А. Кочемасова в работе «Графика художников “Голубой розы”: в контексте взаимовлияния искусства Запада и Востока на рубеже XIX – начала XX вв.» (2006)6, подробно анализируют вопрос возникновения названия. Они обращаются к «голубому цветку» Новалиса, к картинам П. Кузнецова «Голубой фонтан» (1907) и Н.Милиоти «Rosa mystica» (1907), пишут о влиянии концепции «средневекового» синего в модерне и в «Голубой розе» на сказку-феерию «Синяя птица» (1908) М. Метерлинка и на объединение художников «Синий всадник» (1909) Франца Марка. Все эти аналогии можно гипотетически отнести и к «голубой розе» Леси Украинки, ибо данный флорообраз символизирует, бесспорно, романтизм как таковой, а также идеальные представления о средневековом рыцарстве. Кроме того, у Л. Украинки речь идет тоже о двух розах – красной и голубой.

Василий Милиоти. Обложка каталога выставки «Голубая Роза» 1907 г.

Существенным в связи с общим интересом к мотиву розы представляется увлечение многих представителей литературных и художественно-изобразительных кругов рубежа XIX–XX вв. розенкрейцерством вообще и французским «Салоном Розы и Креста» Жозефина Пеладана (1858–1918) и Станисласа де Гуайта (1861–1897) в частности. Интерес этот выльется в создание в России в 1912 г. духовного братства квазирозенкрейцеров Lux Astralis Б. М. Зубакина, в который войдут знаменитые художники, литераторы, мыслители.

Образ «мистической розы» в тот период очень активно используется в литературе, связанной с оккультными учениями и возрождением розенкрейцерства. Примеры «мистической розы» встречаются в творчестве Вячеслава Иванова («Rosarium», 1910), Александра Блока (пьеса «Роза и крест», 1912–1913), в творчестве ирландского поэта У Б. Йейтса («Роза», 1892; «Таинственная Роза», 1897).

Ликуйте все, в ком честь еще жива.Сегодня розам место на столеГул водопада заглушил слова:Отец наш Розенкрейц лежит в земле…7

У. Б. Йейтс. Могила в горах (фрагм.).

Пер. Р.Дубровкина

Важно отметить, что в данный исторический период двойственный символ «роза и крест» обретает два смысловых оттенка: счастья и страдания. В Средних веках, как мы уже отмечали, этот образ воспринимался однозначно: страдания Христа на кресте во спасение человечества, например у Вальтера Шатильонского в стихотворении «Толкование о золотой розе» роза истекает по кресту чудотворным елеем.

Восприятие образа «роза и крест» как единения счастья и страдания окажет влияние на знаменитое стихотворение Игоря Северянина «Классические розы» более позднего периода, 1925 г. В нем вечный сюжет о розах и юной деве, умершей в расцвете лет, спроецирован на образ постреволюционной России и поэта, тоскующего по родной земле. Эпиграфом к произведению Северянина стало стихотворение «Розы» (1834) И.П.Мятлева («Как хороши, как свежи были розы…»), в котором, в свою очередь, обыгрывается сюжет оды Пьера де Ронсара «Дитя мое, идем взглянуть на розу» (1524).

В те времена, когда роились грезыВ сердцах людей, прозрачны и ясны,Как хороши, как свежи были розыМоей любви, и славы, и весны!Прошли лета, и всюду льются слезы…Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране…Как хороши, как свежи были розыВоспоминаний о минувшем дне!Но дни идут – уже стихают грозыВернуться в дом Россия ищет троп…Как хороши, как свежи будут розыМоей страной мне брошенные в гроб!8

И. Северянин. Классические розы

Неоромантические идеи влияют не только на эстетику и этику, новую мораль литературы начала XX в., но и на восприятие читателем фундаментальных исторических перемен, к примеру на мысли об оптимизме в связи с ожиданиями результатов русской революции 1917 г. В поэзии А. Блока и В. Маяковского роза становится одним из поэтических символов этих ожиданий и надежд.

В поэме «Двенадцать» (1918) Александр Блок создает образ, о котором написано немало исследований. Это венок из белых роз на голове Иисуса Христа, незримо возглавляющего отряд ночного дозора.

…Впереди – с кровавым флагом,И за вьюгой неведим,И от пули невредим,Нежной поступью надвьюжной,Снежной россыпью жемчужной,В белом венчике из роз —Впереди – Исус Христос…9

А. Блок. Двенадцать (фрагм.)

История семантики белой розы и венка из этих цветов уходит в символику тайны, молчания в древнеримской мифологии (атрибут мифа об Амуре и Гарпократе, трансформировавшийся в христианстве