Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прошел вдоль стеллажей, иногда попадалось знакомое имя автора и удавалось разгадать название книги, также встречались знакомые слова geografisk и historisk, но и только, я капитулировал перед чужим языком. На столе стояли коробки со старыми открытками со всего света, рассортированными по странам, я доставал одну за другой и на всех видел адрес: Тромсё, poste restante.
Я не знал, как быть. Может, просто задать вопрос, откуда у хозяина такое количество открыток, посланных в Тромсё до востребования? А что, если у него есть и письма до востребования? Попросить разрешения взглянуть на эти письма? Сколько он запросит за одно письмо? Да поймем ли мы друг друга вообще?
Заговорив по-английски, я спросил хозяина, нет ли немецких книг, он по-английски ответил, они, мол, в соседнем помещении, и указал мне полку с немецкими изданиями. Тут была специальная литература по географии, геологии, биологии, а также романы, изданные в тридцатых и сороковых годах; вероятно, эти книги остались со времен оккупации. В центре помещения стоял стол с двумя креслами, на столе тоже была коробка, но не с открытками, а со старыми письмами на адрес: Тромсё, до востребования.
Я вернулся в первую комнату:
– У вас тут много интересного.
– Рад слышать, – сказал он. – Хотелось бы иметь более богатый ассортимент, но я, видите ли, только начинаю дело.
– У вас много старинных открыток и писем.
– Да. Покупатели часто приходят именно за письмами. Не знаю, что бы я делал, не будь у людей этой страстишки подглядывать за другими и читать письма, написанные в давние времена давно забытыми людьми.
– Откуда они у вас?
Он засмеялся:
– Секрет!
– И много писем?
– Да уж, хватает. Не один год буду этим торговать.
Вот тут бы мне и завести разговор об Ольгиных письмах. Но он же не сказал, где взял письма, это, дескать, секрет, и я решил сначала поразмыслить обо всем и попробовать самому догадаться, что к чему. Как бы то ни было, теперь я знал: у него есть письма и мы с ним можем говорить по-английски. Я сказал, что еще зайду, и ушел. На двери я заметил табличку: «Apningstider 14:00–20:00».
Назавтра я подождал до вечера. Бродил по улицам старого центра, с деревянными домами и церквами, в порту смотрел на серое море и серый мост, большой аркой протянувшийся с острова, где расположен Тромсё, на берег. Бросал хлеб чайкам, они на лету подхватывали кусочки и улетали. Потом я перешел по серому мосту, ветер свистел в решетчатой ограде; я поднялся на гору на фуникулере, постоял в снегу, глядя сверху на город и море.
Писем, адресованных в Тромсё до востребования, хватит, чтобы торговать не один год… Что-то здесь нечисто. Я ведь был чиновником, и, по моему разумению, невостребованная почта либо сдается в почтовый архив, либо уничтожается. Какое-то другое обращение с ней раньше считали просто непорядочностью, а теперь и вовсе не допускается, так как принят закон об охране персональных данных и иной информации личного характера.
Незадолго до восьми вечера я пришел к антиквару. Он уже надевал пальто.
– Уходите? А у меня к вам разговор.
Он замешкался, хмуро посмотрел на меня, но все-таки снял пальто:
– Ладно. Есть минутка.
– Заприте магазин, и давайте пойдем во второе помещение.
Я сел в кресло у стола, вытащил из кармана бутылку бурбона и два специально купленных стаканчика, разлил коньяк. Антиквар тоже сел. Я поднял стаканчик:
– За хороший бизнес!
– Не знаю…
– Да вы пейте!
Мы выпили, и я снова заметил на его лице выражение скрытности и подозрительности, удивившее меня при первой встрече, но сегодня в его глазах вспыхнул алчный огонек.
– Не знаю, есть ли у вас то, что я ищу. Может, и не было никогда, а может, было, да уже продано. И все-таки! Возможно, то, что я ищу, найдется в вашей сокровищнице, – почтовые отправления в Тромсё до востребования? – И я рассказал ему об Ольге Ринке и Герберте Шрёдере.
– Сколько вы дадите за эти письма?
– Они у вас есть?
– Не знаю. Чтобы ответить, пришлось бы просмотреть и перебрать мою, как вы выразились, сокровищницу. Это большая работа, она займет много времени. Так повторяю вопрос: сколько дадите за письма?
– Сотню евро за каждое.
– Сотню? – Он засмеялся. – Знаете, если вы не оцениваете каждое письмо в тысячу…
– Тогда я пойду в почтовый архив. Надеюсь, служащие дадут мне ознакомиться с сокровищем, после того как его у вас изымут.
– А если не дадут?
– Значит, уйду несолоно хлебавши. Послушайте, я предпочел бы заключить сделку с вами. Но сделка должна устраивать нас обоих.
– Пятьсот.
– Двести.
Мы сошлись на трехстах евро, после чего антиквар рассказал, как к нему попало это сокровище:
– Видели старый почтамт? В его здании скоро будет новая библиотека. Там громадное хранилище. Почтари, вместо того чтобы сдавать невостребованные письма и прочее в ведомственный архив, как оно полагается, хранили все у себя, на почтамте. Так проще, да и всегда у них находились дела поважнее, чем паковать да отсылать все это добро. А когда построили новый почтамт, а старый очищали под библиотеку, заниматься этим уже было поздновато. Ну и решили избавиться от писем и открыток. Тайком, конечно. Один мой приятель служит на почте, он вызвался это сделать, вот мы с ним на пару все и вывезли. – Он встал и открыл дверь в соседнее, третье помещение. Я увидел целый склад писем, лежащих россыпью и связанных пачками, в больших и маленьких конвертах, и посылок, больших и маленьких, и открытки.
Я подошел, встал рядом с ним:
– Что, если мне тут посмотреть? У вас ведь других дел хватает.
– Ага, чтобы вы нашли двадцать писем, десять из них припрятали, а десять показали мне? По-вашему, я похож на идиота?
– Я мог бы…
– Нет, не мог бы! Мне пришлось бы всякий раз обыскивать вас! Нет уж, я сам отыщу эти письма и открытки, и если найду то, что вам нужно, вы переведете мне деньги, а я вышлю вам письма. И аванс попрошу, тысячу, на тот случай, если я ничего не найду, то есть понапрасну потеряю время. А если найду, мы эту тысячу учтем при окончательном расчете.
– Сколько времени вам понадобится?
– Две недели, месяц или два, а то и все три. Вы же сами сказали, что у меня много других дел. Но я потороплюсь.
– Плачу две тысячи, если управитесь за два месяца.
Он кивнул. Я налил нам еще по стаканчику, мы чокнулись.
На другой день я снял в банке две тысячи евро, заплатил антиквару и улетел домой.
Пока что я ничего не достиг. Но я воспрянул духом – все-таки съездил в Норвегию, нашел антиквара, сторговался с ним и поручил ему заняться поиском писем, причем за приемлемую цену. Выходит, прежде я жил слишком размеренно и осмотрительно, а надо бы посмелей и поактивнее?