— Ничего, заплатим. Теперь это наш дом, стало быть, тратить будем на себя, — рассудил он.

На основании расчетов, сделанных недавно Спартаком совместно с матерью, получилось, что они уже совсем скоро будут располагать суммой, достаточной для возврата банковской ссуды.

— Сперва заплатим долги, а уж потом будем тратить на что-то еще, — заупрямилась мать. — Не ровен час, соседи заподозрят неладное, если мы прямо сейчас проведем в дом электричество.

— Электричество теперь есть повсюду. Граф Ардуино провел его даже в конюшни и в курятник. А о деньгах, мама, не беспокойтесь.

— Вот иногда гляжу я на тебя, и мне даже страшно делается. Тебя сам черт не остановит. Чего ты добиваешься? — спросила она.

— Ничего такого особенного я не добиваюсь. Просто делаю свое дело, как я его понимаю. Мне нравится работать. Мне нравится учиться. Как только смогу, поступлю в университет.

— Боже милостивый! Что это тебе в голову взбрело? Мало тебе твоего диплома?

— Хочу получить высшее образование по агрономии. Стать доктором[13].

— В университете учатся дети господ, — стояла на своем мать.

— Вот именно. А я разве не сын одной важной госпожи? — лукаво прищурился Спартак. — Для меня, матушка, знатнее вас никого нет.

Она наградила его ласковым подзатыльником и вновь занялась завтраком.

Выйдя во двор, Спартак сунул под куртку на грудь газетный лист, чтобы защитить себя от пробирающей до костей утренней стужи. Затем вывел из сарая велосипед, сел на него и отправился в путь, быстро крутя педали, чтобы согреться.

Не проехав и километра, он заметил телегу, которая медленно двигалась по дороге ему навстречу. Спартак замедлил ход и поднял руку в знак приветствия. Повозка тоже пошла тише, крестьянин, правивший ею, окликнул Спартака по имени.

— Прах меня побери! — воскликнул Спартак. — Да это же Тоньино!

Повозка остановилась, и Антонио Мизерокки спрыгнул на землю.

— А я как раз собирался тебя искать, — сказал он Спартаку.

— Что случилось?

— С отцом поссорился. Пришлось собрать все свои пожитки и убираться восвояси. Ты же говорил, что у тебя есть для меня работа. Вот мы с женой и приехали сюда, — объяснил Тоньино.

— С Маддаленой? Она тоже здесь? — невольно вырвалось у Спартака.

Он смутился, понимая, что выдал себя, и огляделся по сторонам, надеясь и в то же время опасаясь увидеть ее вновь. Но Маддалены нигде не было видно.

Тоньино с озабоченным видом почесал лоб.

— Разве ты знаком с моей Леной? — удивленно спросил он.

— Ты зовешь ее Леной? Вроде бы ты говорил, что она Маддалена. Сам же мне о ней рассказывал, ты что, забыл? — Спартак призвал на помощь все свое хладнокровие, чтобы его вранье больше походило на правду.

— Что-то не припоминаю. Но раз ты сам так говоришь, значит, так оно и есть, — не вполне уверенно ответил Тоньино. — Да, ее зовут Леной. Она спит в повозке. — Он еще раз переспросил, чтобы удостовериться: — Так ты с ней знаком или нет?

Спартак увидел, что его друг в явном замешательстве.

— Как это нет? Да я со всем белым светом знаком, — отшутился он, силясь улыбнуться.

— Вечно у тебя одни шутки на уме, — в свою очередь усмехнулся Антонио, отбрасывая в сторону все свои сомнения. — Ну, так что же? Можешь ты мне помочь или нет?

— Поехали со мной, — решительным жестом пригласил его Спартак. — Я отвезу тебя в усадьбу графа.

Лена была разбужена приглушенным разговором. Она увидела яркое небо, ощутила на щеках теплые лучи утреннего солнца и различила склонившиеся над ней женские лица.

— А жена-то какая красавица! Просто куколка, — сказала одна крестьянка.

— Глянь-ка, у нее очки. Прямо в них и спит, — засмеялась какая-то девочка.

Несколько мгновений Лена мучительно освобождалась от сна, стараясь сообразить, снится ей все это или нет. Она припомнила бегство из дома Мизерокки прошлой ночью, покачивание и скрип телеги, ссору с мужем из-за ее нежелания ехать в Луго. А где они сейчас?

Лена села и почувствовала, как мучительно ноет спина от долгого лежания на голых досках.

— А где Тоньино? — спросила она у незнакомых крестьянок, обступивших телегу.

— Ваш муж пошел на работу, — ответила самая старшая из женщин.

Лена вылезла из повозки, стараясь на ходу расправить смятое платье и заплести растрепавшуюся длинную косу.

— А как же я? — проговорила она растерянно. — Что мне делать? Я даже не знаю, где я.

Они находились во дворе большой крестьянской усадьбы, со всех сторон окруженном крытой двухэтажной галереей. Слева виднелись низенькие строения, видимо, свинарник и курятник, а в глубине — большой хлев, из которого доносились успокаивающе знакомые запахи сена и навоза, смешанные с теплым духом парного молока. Двое рабочих ставили в кузов громадные, наглухо закрытые оцинкованные бидоны с молоком. Мальчишка-конюх выпряг лошадь из оглобель и отвел ее к поилке. Куры и индюшки рылись в пыльной земле. Несколько детей играли и возились, скатываясь с вершины стога, как с ледяной горки.

— Пойдемте, я покажу ваш дом, — сказала одна из девочек, взяв ее за руку. — Помощник управляющего сказал, что вы и ваш муж будете жить здесь.

Лена покорно последовала за ней под крытую галерею, выложенную черепицей в форме рыбьей чешуи. Одна из женщин шла за ними с багажом, который Лена сняла с повозки.

— Меня зовут Антавлева, — продолжала девочка, гордясь взятой на себя ролью хозяйки дома. Ее светленькие жидкие волосы, туго заплетенные в два крысиных хвостика, были перевязаны розовыми шелковыми бантиками.

— Ан-та-влева? На диалекте это означает: «Я тебя не ждала». Почему тебя так назвали? — удивилась Лена.

— Потому что я родилась последней, а всего у нас в семье девять детей. Мама и вправду меня не хотела. Зато теперь она говорит, что я вышла даже лучше, чем все остальные, и что она меня любит больше всех, — весело щебетала девочка.

— А меня зовут Леной, — сказала Лена, пока малышка распахивала немного покривившуюся створку двери, покрашенной в серый цвет.

— Вы ее не слушайте, — вмешалась шедшая сзади крестьянка. — У нее язык как помело, да вот в башку не намело.

Лена осмотрелась вокруг. Она стояла в пустой комнате с голыми голубоватыми стенами и почерневшими от дыма потолочными балками. С центральной балки свисала какая-то странная и смешная стеклянная плошка, прикрученная куском проволоки.

— Это электрический свет, — сказала Антавлева. — Он идет вот по этим проводам, — объяснила она, указывая на тоненькие переплетенные проволочки, взбиравшиеся вверх по стене и крепившиеся к белым фарфоровым катушечкам. — Смотрите, сейчас я вам покажу, как он работает, — добавила девочка, поворачивая выключатель, прикрепленный к косяку двери.