Нет.

Ну тогда ничем не могу помочь.

На базаре было несколько палаток, где продавались старые газеты. Журналы, справочники и комиксы для детей кипами высились на столах и плотными рядками стояли на полках. Все они лежали в свое время в шикарных салонах прессы, в маленьких киосках на углу или на остановках. А ведь кто-то на них подписывался, ждал выхода, заказывал. Теперь они представляли собой кучу макулатуры, а некоторые выглядели так, будто корова их жевала. Чего тут только не было: ежегодники, пресса иностранная, пресса желтая, все, что хочешь. И пан Мариан всегда находил здесь что-нибудь для себя. «Бурда», «Вышивание», «Выкройки и узоры», «Шейте сами», просто рай для нитки с иголкой. Причем каждый экземпляр за полтора злотых. Выгодно, такие вещи с годами не теряют актуальности и ценности.

Дома можно было отметить закладками самые интересные места и возвращаться к ним в поисках вдохновения и нестандартного решения. Ведь пан Мариан не мог рассчитывать на помощь специалистки. Впрочем, время от времени продавщицы галантерейного отдела давали ему дельные советы. Пан Мариан говорил тогда, что это он для жены покупает, что это она его попросила, а он такой неопытный.

— Вы же понимаете, — улыбался он робко.

— Ой, да конечно же, с удовольствием подскажу, порекомендую. Я понимаю, мужчины в этом деле мало что могут, чтобы не сказать ничего не могут. К этому проекту, например, стоит взять иглу потолще и, может быть, это мулине, а вот у нас кнопки новые, только что с базы привезли.

Своими тонкими пальцами пан Мариан перебирал тысячи разноцветных бусинок, пуговок, аппликаций и радовался, как ребенок. Какое чудо, как блестит и все новехонькое.

— Пожалуй, возьму парочку на пробу, проверю дома, подойдут ли, то есть жена проверит. А пока что ограничимся этим и вот этим, будьте добры, заверните.

Для каждой вещицы был свой маленький пакетик, для некоторых даже вакуумная упаковка. Потом все это высыпалось на стол в большой комнате и распределялось. Это — на жакет, то — на корсет. В шкафу висела недошитая одежда. Да, пан Мариан еще немножечко шил. И как шил!

Прекраснейшее из его произведений — свадебное платье. Верх — экрю,[43]по талии — изящная лента, как бы завязанная сзади и сколотая розой ручной работы, книзу расширяется и заканчивается длинным шлейфом. Короче, прекрасное классическое платье из шифона. Для кого же оно, кто в нем пойдет к алтарю и дрожащим голосом поклянется в верности? Да ни для кого. Просто платье, без адресата. Чтобы глаз радовало и было чем руки занять.

А может… пан Мариан переодевается в дамские тряпки, надевает по ночам это платье и шепчет в прихожей: «И не покину тебя, пока смерть не разлучит нас»?

Нет, никогда, откуда только мысли такие. Он ни за что в жизни не решился бы на такую профанацию — чтобы на волосатую грудь напялить вышивку, да еще шлейф расправить по полу! Просто он для души по вечерам вышивает, есть у него старенький «Зингер», правда сейчас на антресоли лежит, потому что самую большую радость ему доставляет ручное шитье, классическое — иголка и нитка. От этого, может, и зрение портится, зато такая работа сразу заметна, она выглядит иначе. Как произведение искусных рук человеческих, как благодарение жизни, как песнь, непроизвольно вырывающаяся из груди и звучащая во всех углах маленькой квартирки на Опачевской. Такое творение — его личная благодарность миру за чудо существования. Ах, даже трудно говорить об этом, слова путаются, но стоит подумать о том, сколько всего хорошего можно людям дать, сразу от волнения дух перехватывает. И только молчание и труд могут явить все эти чувства.

Труд человеческий, боже мой. Соль земли этой страны. Ведь все это построили здесь люди, украсили, начистили, обтесали. Если бы таких панов Марианов было больше, то и страна бы у нас была экономически сильной. Взять, к примеру, Японию. Они без роботов никуда, даже дети уроков не учат, потыкают в кнопочки на этих роботах — и готово. А это непорядок, так быть не должно. Надо потрудиться, попотеть, мозоли себе в честном труде набить. Знать, чувствовать, физически ощущать, что ты существуешь, что ты живешь и Богу в делах Его помогаешь. Труд лежит в основе любого дела, рукоделие это или простое каждодневное разглаживание скатерти на столе.

У пана Мариана всегда был идеальный порядок. В стенном шкафу был у него специальный мини-пылесос — лучшее средство в борьбе даже с самыми малыми крошками. Пан Мариан ходил по квартире и пристально разглядывал каждый угол, и как только чего заметит, так сразу к шкафу за Электролюксом: раз, два — и грязи нету. Нет, такого мужика просто не может быть, это фотомонтаж какой-то, подделка. Или снаружи он как мужчина, а внутри — бабье сердце.

И ум еще, не забывайте. А уж какой он впечатлительный. Было раз дело, проходил он мимо остановки и под навесом заметил больного голубя. Сидела птичка и носиком перышки себе в крылышке поправляла. А крылышко-то покалеченное, волочится чуть сзади. Грустно так смотрит глазенками своими и только грууу-груу. Взял пан Мариан клетчатый носовой платок, завернул голубка и принес домой. Выстлал ватой коробку от мокасин и посадил туда голубя. «Лежи, малыш, отдыхай». А утром к ветеринару, а тот: «Что вы мне тут заразу несете, всю срань со двора тащат. Если бы я стал лечить всех этих летающих крыс, ни на что другое времени не осталось бы, забирайте отсюда эту тварь, быстро». О, как же он так мог, и это врач называется, вы только подумайте. Ладно, сам тебя вылечу, дам тебе водички в пробке от бутылки, дам тебе крошек от булки, постарайся, и сил прибавится, и скоро выздоровеешь. Назову тебя Серко, потому что ты серенький такой. Тепло тебе будет под лампой у кровати, я тебя туда отнесу.

Вот какой был наш пан Мариан, а кто скажет, что пидор, тот от меня схлопочет.

Панипаны не смотрят, кто в чем ходит — в брюках или в юбке. Они всегда готовы помочь страдающим, подать пресловутый стакан воды. Когда пани Мария Вахельберская болела, пан Мариан то и дело летал наверх-вниз, помогал чем мог. Пролежни гноящиеся промывал, лекарства покупал и еду готовил. Ни дать ни взять прирожденный медбрат, не человек — золото.

Вечерами, после вышивания или шитья, он предавался мечтаниям. Музыка в углу ля-ля-ля, а пан Мариан, точно танцующая на балу Прекрасная Королева, перебирает ножками, кружится. Мазурка до-диез минор вступала в решающую фазу, а тут каскад мыслей, пируэтов, переживаний. Как хорошо, что всегда можно закрыть глаза, жить так под прикрытыми веками и мечтать, переноситься в бездонные пучины фантазии. Дивная мысль и прекрасная. А вот мы ее в тетрадочку.

Уж не пишет ли пан Мариан стихи? Это было бы доказательством.

Да нет же, наверняка нет, уже ведь говорилось, что ничего такого. Самая обычная тетрадочка лежит всегда под телепрограммой рядом с креслом и служит для записывания разных разностей. Если, например, в утренних передачах какие-нибудь звезды что-нибудь готовят, всегда интересный кулинарный рецепт дадут, можно сразу записать. Или какой-нибудь политик скажет что-нибудь интересное, необычное, тоже можно занести (но уже другим цветом, чтобы четко разграничить, где что). В общем, это невредно, да и с поэзией мало общего. Может, несколько стихов там и найдется, скорее размышлений, которые к человеку прибьются, неизвестно откуда и когда. Правда, чаще всего во время уборки, точно. Тогда он тоже что-то там нацарапает на листочке, но это так, больше для памяти, а не для романтического возбуждения.