Он проснулся в отвратительном настроении еще до рассвета. Наверное, потому что кровать была неудобной, слишком узкой, и он при каждом повороте боялся свалиться. А может, потому что через проход спала незнакомая и нелюбимая Инга. Или, может, потому, что чужой, потому, что место Дага не здесь…

«Лучше бы остался на Войне…»

И сам же подумал – не лучше. Но оттуда он был ближе к Алине, находился хоть и за чертой, но рядом, а отсюда вообще дотянуться не мог. Не знал, какая погода в Нордейле; о чем хмурились, размышляя, милые черты. Наверное, она до сих пор недоумевала, куда он запропастился, ждала, надеялась, что позвонит, даст о себе знать.

Если бы вот так внезапно пропала сама Алина, Браун перевернул бы вверх дном весь Нордейл, он бы не отступился, пока не нашел бы ее, пока не помог. А что могла сделать она? Ждать? Сколько можно ждать того, кто не появляется, не пишет, не звонит? Они пробыли вместе слишком мало времени, чтобы ждать хотелось всю жизнь. Нет, он надеялся, конечно, но… Так и уснул мрачный, опасающийся лишний раз повернуться, чтобы хлипкий каркас кровати под ним не треснул.

Проснулся в следующий раз уже тогда, когда рассвело, свесил ноги с кровати, размял затекшую спину – худшая ночь в жизни, настроение ни к черту. Но пахло вкусно; соседка по комнате уже хлопотала с завтраком – жарила, судя по всему, на сковороде яйца.

– Проснулся? С добрым утром!

Он даже отвечать не хотел. И еще меньше хотел возвращаться в Яблоневую, наблюдать, как местные дамы продолжают штурмовать его калитку, принимать от них пироги, слышать просьбы о помощи, которая им на самом деле не требовалась. «Ад с продолжением».

– Может, задержишься? – спросили его тем временем. – Дня на два, на три…

– Каким образом? – Даг понимал, что рычит, но изменить ничего не мог. – Я, вообще-то, подписался работать, следить за домом.

Но опять не выйти во двор, не нарубить дров – за ним будут наблюдать из-за забора, как за гладиатором с трибун амфитеатра. Клоунада, а не жизнь. Круглосуточно сидеть взаперти, ждать, когда самая наглая из девиц попытается пробраться к нему через окно? Или когда вновь пожалует с винтовкой Римма? Надрать бы Инге зад…

А та самая Инга тем временем поставила на стол тарелку со скворчащей колбасой, парой жареных яиц, хлебом, луком, и Браун только теперь сообразил, как сильно оголодал.

– Я устрою тебе отгулы, ты не переживай. У тебя ведь остался номер этой Клавдии? Позвоню ей, наплету чего-нибудь, освобожу тебя временно. Местные дамы как раз немного успокоятся – сплошная польза…

Даг хоть и злился, но отгулы хотел. Даже эта пресловутая кровать лучше той, где к тебе посреди ночи может подлечь «красотка» из местных.

– А тебе с этого какой прок?

Он все еще не понимал Ингины мотивы – зачем ей рядом незнакомый, в общем, мужик?

– Мне кое-какая помощь требуется, – отозвались уклончиво.

– Физическая? – это бы он как раз понял.

– Скорее, «мозговая».

«Это как?» – хотел спросить, но не успел, потому что в дверь постучали.

Инга.

– Слышь, я бы не пришла, но к кому еще идти? Из родственников – ты одна… Васька-то спьяну на тракторе снес мне половину забора, змей окаянный, ты побудь на дворе, пока я о починке договорюсь…

Все это тетя Нина успела протараторить, пока делала три шага внутрь тесной квартиры. И осеклась, увидев на бывшей бабушкиной кровати человека-гору, то есть накачанного «Николая».

– Ой, – осеклась тут же. – Ты… не одна… Вы…

– Пойдем, выйдем, в коридоре поговорим.

В коридоре глаза тети Нины окончательно округлились.

– Друг, что ли, твой новый? – ей, как всегда, не хотелось со мной говорить, но нужда и любопытство – ядерная смесь.

– Друг, да.

– Хахаль?

– Не хахаль.

– Женат, что ли?

– Женат. Счастливо. И куча детей.

«Вон оно как…» – разочарование лилось из Нины Вадимовны липким молчанием. И ей самой было неясно, то ли восхищаться тем, что племяннице обломился кусок сочной мужской плоти (пусть и временно), то ли обвинять в разрушении чужой семьи. Допустить то, что Николай действительно может оказаться просто другом, было выше ее возможностей.

– Так ты придешь? Последить за двором.

– Приду. Минут через пятнадцать.

– Одна? Или… вместе?

– Не знаю. Посмотрим.

– Ага, ясно… Ну, жду.

Уходила тетя Нина с явным желанием разглядеть «Николая» поближе.

В комнату я вошла с намерением разобраться, собираюсь ли я прожить следующие три дня в компании или же в одиночку? Мой гость времени не терял, разобрался с завтраком, теперь жевал хлеб, бросив на него ломоть сыра.

Я села на кровать.

– Так что? – спросила прямо. – Ты остаешься или уезжаешь?

Он смотрел недобро, хмуро, но бумажку с записанным номером протянул. Угу, Клавдия. Значит, придется что-нибудь соврать про больную родственницу, про срочную нужду уехать, про то, что смотреть за домом пока придется самой Клавдии и про то, что зарплатой с ней лже-Коля, конечно же, поделится.

Ладно, придумаю что-нибудь.

Прежде чем набрать номер, я спросила человека-гору:

– Свое настоящее имя мне сказать не хочешь?

«Коля» сделал вид, что вопроса не услышал.

(Tommee Profitt feat. Beacon Light – Watch Me Now)

– Слушай, – шептала тетя Нина, – может…

– Не может.

Я знала, о чем она хотела сказать: такой мужик – надо брать. Может, соврал, что женат, может, свободен, просто «мнется». К тетке мы явились вместе, и Николай сразу же принялся осматривать место аварии – упавший на землю штакетник.

– Побудете тогда здесь? Пока я бегаю.

– Побудем. Бегай.

«Коля», как ни странно, при виде «поломки» оживился, будто нашел, наконец, чем себя отвлечь и занять. Спросил глухо:

– Инструмент есть?

И хозяйка тут же заквохтала:

– Есть-есть, все найдем… А вы что, и починить можете?

– Попробую, – бросили ей коротко.

Я спровадила ее со двора кое-как. Сообщила, что мешать «Коле» не надо, ошиваться рядом тоже, а вот накормить хорошим обедом – это да. И тетя Нина, оглядываясь на нас сквозь туман, отправилась в магазин.

– Я сказала, что ты счастливо женат, и что у тебя куча детей.

«Гора» уже что-то поднимал, вязал, подкапывал. И взгляд мне адресовал недобрый, мол, лучше бы в Яблоневой так всем сказала. Ну что сделано, то сделано.

Как бы на самом деле ни звали моего нового «друга», а внимание он к себе тянул магнитом. Так не отпускают взгляд четкие линии Феррари, идеальный блеск капота, хищный разрез фар. Как можно любоваться механизмом швейцарских часов, так можно было любоваться и литыми мышцами, мерно вздымающимися под майкой, абрисом спины, хмурым профилем. Не мужик – гроза женщин. Особенно с этой прохладцей во взгляде и флером недоступности. Забавно, но зрелищем, как напрягаются и расслабляются литые бицепсы, засмотрелась даже я.