Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был первый раз, когда я предложил больному простить и попросить прощения, — и я никогда не видел столь преображающей силы. Ни лекарства, ни операция не могли с этим сравниться. Прощение превратило разъяренного морского пехотинца в радостного и светлого ребенка.
Прошло несколько месяцев. Я провел еще нескольких через прощение различных обид и ситуаций. Результаты потрясали, каждый по-своему.
Один больной с небольшой аневризмой и болями в спине и шее сказал мне, что ненавидит своего агента по недвижимости, — тот завел его в субстандартную ипотеку прямо перед тем, как рухнул рынок жилья. Как и полагалось по закону, он сообщил об этом агенте властям, чтобы тот не причинил вреда другим людям, — но и сам не избежал последствий: дом забрали, и теперь он жил с дочерью. Еще у него умерла жена, с которой он прожил сорок восемь лет, — и теперь он злился на Бога. После того как мы поговорили, он перестал винить Бога, простил агента за финансовый хаос, стал относиться к жизни светлее и, к моему удивлению, боль в шее ушла. Как-то раз он сам обратился к Богу — и хотя сперва просто жаловался, но вскоре начал понимать, насколько благословенной была его жизнь на протяжении всех сорока восьми лет брака. Пройдя множество напрасных процедур, тестов и сканирований, он избавился от боли только тогда, когда отпустил тех, кого не простил прежде, и когда честно признался Богу в том, сколь болезненной оказалась для него разлука с женой.
* * *
Одна индианка — причем весьма ортодоксальная: каста, карма, дхарма — жаловалась мне на постоянные головные боли. Она злилась на дочь: та в двадцать один год съехалась с парнем. Да, в Америке это нормально. В Америке все нормально. Но для их семьи это жуткий удар. Дочери побоку ценности семьи. Но она все время требует денег, денег, денег…
— Она сделала свой выбор, — сказал я. — Простите ее. И за то, что просит денег, тоже простите. Верю, вас волнует ее судьба. Материнскую заботу ничто не заменит. Но есть то, за что отвечать ей самой.
Мы еще немного поговорили.
— Знаете, — вдруг сказала она, — а голова-то прошла.
Когда ко мне пришла Рода — чуть за сорок, церковь в жизни была, но когда-то давно, — я уже довольно бойко говорил о прощении и рассказал ей, как прошлое, которое мы не в силах простить, губит наше здоровье.
— Занятно, — заметила Рода. — Только на той неделе обмолвилась, что неплохо бы отца простить. Он уже пару лет как на том свете. Злой был как упырь.
— Вам, в общем-то, ничего не мешает начать хоть сейчас, — отозвался я. — Хотите, помогу?
— Хочу.
— И что вы хотите ему простить?
— Что выдал меня замуж за такого же кровопийцу.
— И вы вините Бога в том, что все так вышло?
— Да не особо, — напряглась она. — Всякое бывает.
— Рода, а давайте так, — предложил я. — Наверное, вы долго ломали голову над всякими «почему», да «зачем», да «за что». Оставьте их. Хотя бы ненадолго. Лучше подумайте о том, сколько благ вы до сих пор принимали как должное.
— Хорошо, — сказала она. — Я постараюсь.
И мы прошли через все шаги прощения. Так я провел уже десятерых. К тому времени, когда мы закончили, ее охватила глубокая радость.
— Как будто свет засиял! — удивилась она. — Почему-то хочется вернуться в церковь. Снова быть с Богом.
— Он тоже долго ждал, пока вы решитесь, — сказал я.
— Я так рада, что поняла это! Он словно снова ворвался в мою жизнь!
Мы простились, и я проводил ее. Она улыбалась, и я был доволен тем, что разговор между ней и Богом начался заново.
Естественно, были и те, кто не хотел иметь ничего общего ни с прощением, ни с «этой психологической туфтой» — например, одна элегантная дама с букетом заболеваний: тяжелый артрит, щитовидка, апноэ — и это еще только цветочки.
— Ничего вы, врачи, не умеете, — едко бросила она. — Я уже столько вас обошла. А сплю по два часа за ночь.
— А вы ни на кого случаем не злитесь? — предположил я. — На людей, на себя? На Бога?
— Ни на кого я не злюсь, — отрезала она.
— Может, вас обидел кто?
— Нет. Никто меня не обидел!
Даже для тех, кто выбирает прощение, это начало долгого пути, а не разовая сделка и не панацея. «Простить и забыть» — так не получится. Прощение должно войти в кровь.
Стать частью души.
Я предложил ей посетить консультанта, но не настаивал, и перешел к разговору об устранении возможных медицинских причин. Остаток беседы прошел нормально.
На повторном визите, когда мы должны были поговорить о результатах назначенного мной сканирования, первым же делом, прямо с порога, она рявкнула: — Мне не по нраву ваш психоанализ!
Я развернулся, не вставая с кресла, и встретился с ней взглядом.
— Прошу прощения, что обидел вас, — ответил я. — Поверьте, я не хотел.
— Знаю, — смягчилась она. Но пункт был ясно обозначен. Мы поговорили о проблемной артерии. Опасности она не представляла. В чем бы ни крылась причина боли, артерия была ни при чем. Никаких операций я не рекомендовал.
— Скажите, а есть нормальный врач, который лечит круги под глазами? — спросила она.
— Есть, — сказал я. — Я дам вам имя.
Было ясно: она хотела лечить симптомы, а не искать причину проблем. Я назвал ей врача, и она покинула мой кабинет. Больше я ее не видел.
О прощении я говорю только тем, кто для этого открыт и кому это нужно. Даже для тех, кто выбирает прощение, это начало долгого пути, а не разовая сделка и не панацея. «Простить и забыть» — так не получится. Прощение должно войти в кровь. Стать частью души. Это требует времени и усилий. Но оно того стоит.
Правда, порой найти корни болезни очень нелегко. Особенно когда к ней добавляется семейная тайна.
К нам в реанимацию попал Дэйв, невысокий сорокалетний толстячок. Инсульт — рванула недиагностированная аневризма. По счастью, инсульт был небольшим, а кровотечение — не слишком сильным.
* * *
Там, в реанимации, мы и встретились. Несмотря на явную опасность, которую представляла его ситуация, вел он себя вызывающе, но при этом растерянно и вообще казался уставшим от жизни.
— Как вы? — спросил я.
— Голова побаливает, — ответил он. — Немного.
Его речь была ясной. Кровь поразила полости головного мозга, но не вещество — и не нанесла особых травм. Ему повезло. «Уклонился от пули».
— Да вы счастливчик, — сказал я. — Треть до больницы не доезжает, а вы головной болью отделались. Когда все случилось?
— Пару часов назад, — ответил он.
— И как все было?
Он ненадолго умолк. Лицо ничего не выражало.