– Найдёшь, когда поймёшь… – негромко произнесла она, задумавшись над необычными очертаниями, рождёнными туманом или ветром, взметнувшим волны песка, или чем-то иным, странным, непонятным, увиденным в прозрачном хрустале.

Доминик резко привстала, чтобы тоже всмотреться в своё будущее. Неуклюже она задела маленький столик, и шар скатился на пол. Зибилле подняла его, но больше ничего не смогла в нём прочесть.

Тогда она взяла чашу с водой. Всмотревшись в неё в свете от окна, она успела произнести:

– Когда изменишься во времени, время изменит и себя… – но в чашу внезапно прыгнула лягушка, оказавшаяся у ставен, и Зибилле наотрез отказалась продолжать, поняв, что судьба путницы не хочет говорить с ней.

– Всё, что я могу тебе дать, – только глоток надежды! – сказала она, протягивая серебряный кубок с прозрачной водой. – Она поможет идти дальше, а путь твой далёк!

Доминик приняла его, но не ушла. Снова и снова она просила провидицу взглянуть для неё в свой шар. В глазах её было такое отчаяние, что Зибилле всё же, сжалившись, всмотрелась опять и действительно увидела ещё.

– Когда готова будешь – произнесла она, – отдать саму себя за счастье, счастье ты получишь, отдашь себя за жизнь – получишь жизнь свою. Но не сумеешь ничего отдать – останешься навечно в том краю, где будешь лишь рыдать…

Доминик была благодарна ей за помощь, как могла… Конечно, ей ни к чему были все эти слова – они ничем не помогали ей, ничем! Радовало лишь, что провидица не сказала, что она не сможет вернуться. Но этого было так мало! – она ведь хотела указания места, хотела знать, где ей быть, чтобы возвратиться!..

Уезжала она ещё больше погруженная в свою печаль и не заметила, как в последний момент из дома выбежала Зибилле, внезапно увидевшая в кубке с водой что-то ещё. Она кричала ей вслед:

– Мало будет отдать своё счастье и жизнь свою – тоже! Мало! Нужно, чтобы кто-то другой также был готов сделать это для тебя! Иначе жизнь твоя пройдёт в страданиях – если не сумеешь вызвать любовь, а не жалость… Если не сумеешь…

Последние слова она уже шептала, видя, что путница не слышит её.

– Значит, так и не поняла… – вздохнула она и замолчала.

А Доминик ещё долго вспоминала сказанные Зибилле у хрустального шара слова.

«Останешься навечно в том краю… В любом краю – ведь слезам неважно, где падать», – грустно думала она спустя пару лет, когда проезжала те же места. Она не удержалась и снова свернула туда, к лесу, где когда-то стоял одинокий дом.

Она хотела ещё раз услышать пророчество, надеясь, что теперь оно было бы точнее. Но оказалось, что когда-то крепкий домик уже обветшал. Внутри всё было разграблено и погребено под слоями пыли и грязи, и не время уничтожило его, а отсутствие хозяйки: позже удалось узнать, что беззлобную провидицу, живущую в лесу, схватили и предали смерти – за то, что она видела то, что было недоступно другим…

«Была ли ты права? Будут ли слова твои исполнены? – хоть когда-нибудь… – вернувшись из воспоминания, подумала Доминик, снова положив голову на подушку. – Я едва сумела найти тебя в лесной глуши, где даже филины ночью боятся вздохнуть, но до сих пор не знаю, про какую судьбу говорила ты мне, когда я пришла, полная отчаяния. Не знаю, что такого видела ты в хрустальном шаре и чаше с водой, что сумела прочесть мне в утешение… Ты была добра, позволив мне поверить, позволив надеяться… Я же, услышав о твоей гибели, сначала подумала лишь об одном – что я успела прийти к тебе и услышать слова; что мне не пришлось мучиться мыслью о потерянном шансе спросить о своей судьбе…».

Повернув голову, она вперила взгляд в небо за окном, чуть затуманенное дымкой серых слёз. И вновь подумала: простят ли небеса, слыша её мысли – не всегда верные, не всегда смелые?.. Простят ли за тот страх, который столько времени гонит её вперёд, заставляя думать только о себе самом, не замечая окружающего мира?..

Недалеко стукнула дверь; недовольно зашептались служанки, будто кто-то чужой, не ведая их правил, чуть не потревожил покой госпожи. А вскоре где-то совсем рядом раздался тихий скрип. Она немного приоткрыла глаза и сквозь ресницы увидела, что над ней склонилась женщина, закутанная в чёрную накидку так, что видны были лишь глаза. Доминик мгновенно сунула руку под подушку и успокоилась, ощутив в ладони приятный холод кинжала…

– Как я тебе?

Услышав знакомый голос, она сначала не поверила. Но, всмотревшись, поняла, что тёмные брови действительно слишком густы для девушки. Она звонко рассмеялась.

В комнату вбежала Бухзатан. Увидеть здесь строптивую служанку, которой всего пару минут назад она запретила сюда входить, она не ожидала, но выгнать её госпожа не позволила, и уйти пришлось ей самой.

Когда они остались вдвоём, Пьер снял накидку и расположился у стола.

– Отличная штука! Хорошо, что припрятала её у меня.

– Да, тут их достаточно… Только осторожнее – вдруг кто-нибудь к тебе обратится? Ты же не поймёшь, что скажут!

– Верно.

Он замолчал. Взгляд его сновал по комнате, пытаясь за что-нибудь зацепиться, и она ощутила вдруг необычное – будто он не решается что-то сказать. «Да и к чему бы он так одевался, ради забавы?..», – подумала она и насторожилась.

– Что-то случилось?

Пьер помедлил, подбирая слова. И тихо произнёс, наклонившись ближе:

– Когда на днях я, выехав, возвращался во дворец, меня не хотели впускать обратно.

Она ошеломлённо посмотрела в ответ, поначалу не поняв.

– Несколько часов я простоял за воротами – стражники закрыли их чуть ли не перед моим носом! Только этот твой приятель, визирь, после приказал их открыть, – добавил он.

«Заир не говорил об этом… Обман? Но зачем и в чём именно ложь?..» – лихорадочно обдумывала она, когда ощутила нечто странное: в соседней комнате было слишком тихо. Не так, как обычно, когда суетятся служанки, мечтающие угодить, а так, когда стараются что-нибудь услышать…

– Тебе нужно идти. Я попробую что-нибудь разузнать, но будь начеку!

Он усмехнулся, будто не веря. Да она и сама знала, что это легче сказать, чем сделать! «К кому я должна теперь обратиться? – подумала она. – К Заиру, и с каким вопросом: не пытался ли он выгнать Пьера из дворца?..». Решив, что нужно быть осторожной, она собралась ждать подходящего случая, чтобы спросить об этом. По счастью, он представился довольно скоро – когда через несколько дней она отправилась в дворцовую библиотеку.

Та была большой, но Доминик давно уже свыклась с мыслью, что даже среди этого обилия рукописей ей невозможно найти что-то, что могло бы помочь. И всё же иногда она снова приходила сюда – чтобы посидеть в тишине и покое, отдохнуть в одиночестве большого безлюдного пространства.

Сейчас она также замерла над текстом и задумалась – но совсем не о нём. Её угнетала мысль, что она теперь не знает Заира. Да, она верила ему – когда-то, когда они были близки духовно, связанные одной бедой – его ранами, и неизвестно было, выживет он или нет. Они узнали друг друга и были благодарны за каждую минуту, проведённую вместе, потому что это время в беседах по душам давало им отдохновение от суетного земного мира, окружавшего их. И то время прошло.