уж в «Известия» заходил как к себе домой. Притом, что в мае 1923 года Иностранный отдел готовил его для засылки в Палестину резидентом нелегальной разведки, и он безуспешно искал кандидата на должность своего заместителя.

Все сроки истекли, Лубянка грозила отвести Блюмкина от поездки, и вдруг у входа в «Известия» он столкнулся с Серебрянским.

— Ну вот он — закон «парности случаев», — воскликнул Блюмкин, обнимая Якова. — Сегодня твой черед выручить меня!

…Серебрянский стал было рассказывать о своих передрягах, но Блюмкин, уверенный, что его собственное бытие достойно пера Шекспира, прервал его:

— Стоп, Яша! Не время исполнять плач Ярославны. Хоть и праздновать тебе сегодня нечего, но и хоронить себя рано. А чтобы ты вновь почувствовал себя на коне, предлагаю отправиться со мной в командировку… в Палестину!

Яков согласился, и Блюмкин взялся отменить Постановление Президиума ГПУ о лишении Серебрянского права работать в госучреждениях. К решению проблемы он подключил начальника ИНО Трилиссера, благоволившего к Якову в бытность его секретарем орготдела ВЧК.

МЕМОРАНДУМ-БЛАГОСЛОВЕНИЕ

На стол первого заместителя председателя ГПУ В.Р. Менжинского лег меморандум, в котором шеф внешней разведки доказывал целесообразность направления в Палестину разведывательного «тандема двух Яковов».

«…Во-первых, — утверждал Трилиссер, — в Палестине Блюмкин и Серебрянский окажутся в родственной национальной и духовной среде, чьи традиции, обычаи и нравы известны им досконально.

Во-вторых, для них не существует языкового барьера — в Талмуд-торе оба учили идиш и иврит, а Серебрянский, ко всему, владеет английским, немецким и французским языками.

Наконец, их въезд в Палестину, в подмандатную Великобритании страну, не вызовет подозрений у британской контрразведки, так как сегодня миграция в Землю обетованную — самая популярная идея среди евреев всего мира.

Перечисленные обстоятельства, — отметил Трилиссер в резолютивной части документа, — упростят легализацию разведчиков в Палестине и будут способствовать успешной реализации их миссии в целом…»

Менжинский ознакомил с меморандумом Артузова. Оба признали доводы Трилиссера неоспоримыми. Постановление Президиума ГПУ отменили. Якова зачислили особоуполномоченным закордонной части ИНО с выездом в служебную командировку в Палестину.

«КРЫША» БЕЗ «ПРОТЕЧКИ»

В декабре 1923 года, перед отъездом в Яффу (ныне Тель-Авив), резидента «Джек» и его заместителя «Макс» (псевдонимы Блюмкина и Серебрянского) принял Менжинский, чтобы обозначить основные цели командировки:

— добывать информацию о планах Англии и Франции на Ближнем Востоке;

— привлечь к сотрудничеству эмигрантов из числа поселенцев-сионистов, а также бывших белогвардейских офицеров, осевших в Палестине;

— создать глубоко законспирированную агентурную сеть в регионе и, в первую очередь, в боевом сионистском движении;

— для поддержки национально-освободительного движения Палестины осуществить агентурное проникновение в организации аборигенов, борющихся против английской экспансии.

Последнее слово в подготовке «Джека» и «Макса» сказали «сапожники» — лубянские мастера фабрикации документов, — и в канун Нового года в Яффе появились дельцы средней руки Моня Гурфинкель и Сеня Гендлер.

Они долго решали, в какой сфере открыть свое дело, что могло служить прикрытием. Вспомнив наставление Артузова, «…и не важно, что будет вашей “крышей”, главное, — чтобы она не “протекала”!» — открыли банно-прачечный комбинат.

Попали в «яблочко» — для явок с агентурой и со связниками лучшего места не найти: ежедневно комбинат посещали сотни клиентов, и со стороны определить, кто среди них есть кто, невозможно. Так что, господа британские контрразведчики, отдыхайте!

НЕ ПЕРЕУСЕРДСТВУЙ!

Шпионосессия Блюмкина в Палестине была краткой, а история, из-за которой она прервалась, — почти апокриф.

По делам шпионским в мае 1924‐го он должен был на пароходе прибыть в Хайфу. Как и полагается по должности шпиону, Блюмкин был человеком с десятью лицами, а в тот раз выступил в обличье цадика (провидца).

Наклеил усы, бороду, пейсы, руку вооружил четками, и для придания своей фигуре монументальности к животу приладил огромную пуховую подушку.

Пароход отходил от причала, как вдруг девочка-датчанка упала за борт. Блюмкин бросился спасать ее. Когда его и девочку подняли на палубу, перед пассажирами предстал другой цадик — без растительности на лице и без живота.

От подушки Блюмкин, — по его собственному признанию, — избавился в прыжке, ибо понял, что отяжелев от воды, она утащит его на дно. А пейсы, усы и борода отклеились сами.

В тот же день прикормленные источники в полиции шепнули «Джеку», что британская контрразведка объявила в розыск какого-то «цадика-оборотня». И Блюмкин почёл за лучшее дать дёру.

Напоследок Блюмкин высказал другу свое прощальное напутствие:

— Если ты думаешь, Яша, что с этим роялем крышка, — Блюмкин ткнул себя в грудь, — то ты таки ошибаешься! Я выходил сухим и из более мокрых ситуаций, уж поверь мне, твоему наставнику и поводырю…

— А я и не сомневался…

— Это хорошо. Я считаю, что друзья должны говорить друг другу правду, а не лить в уши сироп …

— Разумеется!

— Так вот, друг мой, люди непосвященные думают, что в жизни разведчика всегда есть место подвигу. Мой тебе, Яша, совет: держись подальше от этого места. Заметь, тебе это говорит человек, для которого разведка — тотем!

— Но почему?! — в искреннем недоумении воскликнул Серебрянский.

— Потому, друг мой, что для этого ремесла ты слишком интеллигентен и добр. Если ты и войдешь в историю, то только вперед ногами!

…Когда «Джек» крысиными тропами нелегала через три страны добрался до Москвы, там потребовали письменного объяснения причин его бегства с поля боя.

Но непрост Блюмкин, ох, непрост! Виртуоз пера, он был способен ничтожную оперативную акцию преподнести битвой при Ватерлоо, а провал превратить в триумф.

В итоге Блюмкина перевели в Тифлис, но его карьера продолжала идти в гору: член коллегии Закавказского ОГПУ и заместитель командира корпуса внутренних войск. В сентябре 1928‐го, по ходатайству всё того же Трилиссера, он отбыл в Стамбул главой нелегальной резидентуры ИНО.

В будущем друзья более не встретятся — судьба разведет их навсегда.

СТРАХ СТРАХОМ ВЫШИБАЕТСЯ

После побега «Джека» из Палестины «Макс» единолично управлял резидентурой, что вызывало постоянную озабоченность в Центре.

— Играть в две руки — хорошо, но в четыре — лучше. Да и вообще, как говорят мои друзья аргентинские коммунисты, «танго в одиночку не танцуют».

Заявил начальник ИНО Трилиссер, и жену Серебрянского стали готовить для засылки в Палестину.

Завершив 6‐недельный разведывательный курс и купив билет на пароход, она наотрез отказалась ехать. Ведомственные златоусты пытались образумить женщину. Тщетно. Ее аргумент был неизменен: «Боюсь!»

Тогда Трилиссер выложил свой: «Или вы едете, Полина Натановна, или партбилет — на стол!»

Сработало.

Полине Серебрянской, ответработнику Краснопресненского райкома ВКП(б), лишиться партбилета — остаться без работы.

…После Палестины настал звездный период Полины — 15 лет она в паре с мужем «исполняла танго» в Бельгии, Германии, Франции, в США. Призы, правда, доставались