— И эта информация каким-то образом высвобождается во время массажа? — спросила я, пытаясь скрыть скептицизм.

— Да, массаж активизирует физическую реакцию, которая сопровождала травму. И человек снова переживает прошлое физически и эмоционально.

— И какое это имеет отношение к Анне?

— Однажды, когда мы с Анной были подругами, — стала рассказывать она, — я попробовала на ней особую массажную технику. В тот день я предложила сделать ей массаж, а поскольку я тогда увлеклась этой техникой, то решила поэкспериментировать на ней. И выпустила на волю что-то очень глубоко запрятанное и очень болезненное.

— Что вы имеете в виду? Как она отреагировала?

— Она расплакалась. Я поняла, что это связано с каким-то тяжелым событием в прошлом, но она не захотела о нем говорить.

— Думаете, ее изнасиловали?

— Не обязательно. — Ева покачала головой. — Это может быть не то, что случилось с вашим телом, а то, что оно почувствовало в результате причиненной вам эмоциональной боли.

— Как давно, по вашему мнению, случилось это событие?

— Не знаю. Но запрятано оно было глубоко. Что-то из далекого прошлого.

— Вы не знаете, откуда Анна родом?

— Ее сестра жила во Флориде. Думаю, она тоже оттуда. Но Анна никогда не рассказывала о своем прошлом.

— А она когда-нибудь…

— Послушайте, — внезапно потеряла терпение Ева, — я уже сказала, мне известно, что с Анной случилось что-то плохое, но понятия не имею, что это было. Больше я ничего не могу вам рассказать, и мне вообще пора садиться за работу.

Я не поняла, почему она оборвала разговор, но было ясно, что меня выгоняют.

Извинившись, что отняла столько времени, я поставила на выщербленный столик свою так и не выпитую кружку и поднялась.

В этот момент над головой у меня скрипнула половица в комнате наверху. Кто-то ходил в одной из спален. Ева устремила взор к лестнице. Возможно, это была любовница, женщина, которая не отвергла Еву с презрением, как это сделала Анна. Или заночевавший гость. Или призрак ее матери. Мне было все равно. Я знала только, что приехала узнать, что происходит в спа, — и ничегошеньки не узнала.

Попрощавшись и обменявшись с Евой рукопожатием, я буквально скатилась с крылечка. Прежде чем вернуться на транзитное шоссе, я нашла в городке небольшое кафе, где заказала большую чашку кофе в надежде смыть все воспоминания о лапсанг-сушонге со своих вкусовых рецепторов.

За время обратного пути ничего примечательного не случилось. Движение было интенсивным, но до пробок дело не дошло. Я размышляла над рассказом Евы не только о массаже, но и о поцелуе. Невзирая на теорию Евы, Анна действительно как будто скрывалась от прошлого: беспокойство, постоянная смена места жительства, непостоянство в любви, эксперименты. Я перебрала все, какие смогла придумать, события, способные обладать властью над человеком: физическое насилие, сексуальное насилие, эмоциональная жестокость, отторжение, предательство, болезнь, несчастный случай, смерть. Возможностей набралось столько, что трудно было представить, что же именно так напугало когда-то Анну.

Я всегда ощущала некий трепет, проезжая под транспарантом «Въезжаем в Нью-Йорк», висящим над транзитным шоссе, но только не в этот день. Я испытывала слишком двойственное чувство от возвращения. Несмотря на то что я с нетерпением ждала возможности как следует выспаться (или по крайней мере попытаться это сделать) в собственной кровати, ужина с Лэндоном и разработки идей для своей следующей статьи, в Уоррене я оставила много незавершенных дел. Я не могла отделаться от мысли, что подвела Дэнни… и свою мать.

Едва въехав на магистраль ФДР на востоке Манхэттена, я опустила стекло. Для октябрьского дня воздух снаружи был почти благоуханным. Пролив Ист-Ривер искрился под лучами солнца.

Я поставила джип в гараж около часа дня и целый квартал тащила сумки до своего дома. Я живу на пересечении Девятой улицы и Бродвея, как раз на границе между Гринич-Виллиджем и Ист-Виллиджем, в очень современном четырнадцатиэтажном доме. Моя квартирка с одной спальней — настоящая конфетка, она — единственное, что осталось мне от моего замужества, и то лишь потому, что квартира съемная и мой бывший муж не смог найти способа покрыть с ее помощью свои игорные долги. Помимо кладовой, достаточно большой, чтобы превратить ее в маленький кабинет, она обладает двумя потрясающими особенностями.

Первая — это вид. Окна выходят на запад, на многоквартирные дома песочного и кирпичного цвета и на девятнадцать обшитых по берегам деревом резервуаров для воды. Все это, особенно по вечерам, когда небо окрашивается в чернильно-синий цвет, похоже на декорацию к бродвейской пьесе.

Вторая особенность — это терраса, примыкающая к моей гостиной. Размером она не уступает комнате и представляет собой идеальное место для созерцания вышеуказанного вида, включая закаты, которые в некоторые вечера словно зажигают полнеба.

Я поздоровалась с дневным дежурным, забрала письма и газеты и на лифте поехала наверх. Нижний замок почему-то не хотел открываться, и, когда наконец мне удалось справиться с обоими замками, мне уже настолько не терпелось попасть в квартиру, что я распахнула дверь пинком. Салюта наций в свою честь я не ожидала, но вся мебель как-то уж очень мрачно и отчужденно стояла в пыльном воздухе. Редактор раздела советов по оформлению интерьеров оказался прав. Стиль Санта-Фе смотрелся на Манхэттене смехотворно. Но моей вины в отсутствии навыков оформления интерьеров нет. Я происходила из той породы белых англосаксонок-протестанток, которая, наводя в комнате уют, придерживалась двух основных правил: использовать сочетающиеся по цвету ситцы и расставлять всю мебель вдоль стен.

Поставив сумки, я просмотрела почту. Она оказалась жалкой — несколько каталогов с кухонными полотенцами «Санта» и приглашение на свадьбу от людей, с которыми я, насколько могла припомнить, даже ни разу не встречалась. Перевернув конверт, я поняла, что письмо просто положили не в тот почтовый ящик.

Не разбирая вещей, я приготовила себе омлет с сыром и унесла его в кабинет. Меня ждала немыслимая куча работы, и я понимала, что наверстать упущенное за этот уже наполовину прошедший день будет трудно — все равно что пытаться вскочить в уходящий поезд.

Первоочередной задачей была моя статья по массовой истерии. Ее ждали к концу недели, и на данном этапе я начала всерьез жалеть, что вообще взялась за нее. Теперь тема и близко не казалась мне столь соблазнительной, как тогда, когда я согласилась на этот заказ, и что еще хуже — материала я набрала слишком мало.

Я достала пленку с интервью, которое взяла в пятницу у психоаналитика, а также записи, которые в тот день сделала. Я всегда подкрепляю аудиозапись заметками в письменной форме после того леденящего душу случая, когда, поставив прослушать интервью, которое взяла у мужа одной убитой женщины, в течение полутора часов слушала нечто напоминающее рев разогревающихся двигателей аэробуса компании «Дельта эрлайнс».