свои руки и голову. При этом так или иначе он смотрит на меня. Я не ясновидящая, но вот чувствую, что он в меня, как минимум, влюблен.

Я же схожу с ума. Не помню в какой именно момент возникла мысль о том, что зря наговорила Мише про этот чертов секс после брака. Ну понятное же дело, что даже я сама себе не верю. И как теперь отвертеться от своих слов?

– Миш?

– Что?

– Наташа сказала, что у вас есть мама. В смысле она жива, скорее всего. Тебе действительно неинтересно, что с ней?

– Нет. Неинтересно.

– Почему?

– Потому что умерла, значит умерла.

– Ну физически она же жива. Ты до сих пор не можешь ее простить за то, она вас бросила ради другого мужчины?

– Нет.

– Что нет? Не можешь?

– Нет, значит то, что на ее уход мне наплевать.

– Ну да, оно и видно. До сих пор плюешь. Наверное, из-за своей мамы ты думаешь, что все женщины такие нехорошие.

– Ага, все проблемы из детства. Во всем всегда виновата мать. Да будет так, аминь, – выдает Медведев, не скрывая иронии в голосе. Ладно, не хочет говорить – потом заставлю.

– Меня тут Никита в баню пригласил, – перевожу взгляд на Медведева.

– Спасибо за приглашение, но я чистый.

– Я вообще-то тебя не приглашала.

– Да? А что тогда? – не скрывая улыбки, интересуется Миша, закрывая дверцу печки.

– Как-то небезопасно ходить одной с малознакомым парнем в баню.

– Да неужели ты это понимаешь?

– Ага. Поэтому ты просто обязан научить меня самообороне.

– Нет.

– Ну почему снова нет? – разочарованно бросаю я.

– А ты уже изучила теоретический курс?

– Да! – произношу без капли сомнений.

– Тогда иди сюда и покажи мне, как правильно держать кулак при ударе. Давай, давай.

– Да, пожалуйста.

Подхожу к нему и, сжав руку в кулак, демонстрирую Мише.

– Ну как? Начнем заниматься?

– Нет. Ты не читала теорию, ибо кулак ставится не так. А вот таким образом тебе быстро сломают палец.

– Ну научи.

– Нет. Тебе это все равно не поможет отбиться от мужика, тем более в бане.

– Ну и ладно. Так пойду.

– Иди, – равнодушно бросает Миша, пожимая плечами.

Ну ведь не может ему быть все равно! Как можно отпускать того, к кому неравнодушен к какому-то парню в баню? Разве я могла бы отпустить его добровольно к кому-то? А может, мне все кажется? И ему на меня наплевать?

– И пойду.

– Правильно. Иди развлекайся. Главное про гондоны не забудь.

– Я тебя ненавижу!

– Это слишком сильное чувство, так что осторожнее со словами, Маш.

Сейчас, смотря на то, как Миша кидает в пакет свои вещи, до меня наконец доходит, что он собирает свои вещи.

– Ты что, уезжаешь?

– Да.

– В магазин?

– К себе домой.

– Зачем?

Боже, сейчас мой голос похож на собачий скулеж? Ну давай еще не колени встань. Дура!

– Затем, что я там живу.

– Ты больше не приедешь сюда? – кажется, меня сейчас поставили на стул и надели на шею петлю.

– Приеду. Когда тебя здесь не будет, – а вот теперь стул отодвинули в сторону. – Летом.

Грудную клетку как будто действительно сдавило спазмом. Не могу вздохнуть. Ну, давай уже, сделай вдох! Еще чуть-чуть. Да, вот так.

– Ясно.

Не знаю, как мне хватило сил произнести это «ясно» с таким спокойствием. Как только я задышала, захотелось высказать Мише все. Вот только, кто я такая, чтобы что-то ему предъявлять? Мы ведь не пара. Я сколько угодно могу думать о том, что у нас все взаимно, равно как и выстраивать в своей голове планы, как и что у нас будет. Но в реальной действительности все по-другому. И он не изменится. Самое противное, что я не хочу его менять. Именно в такого бесчувственного хама и грубияна я влюбилась. Только проблема в том, что, будучи таким, он не изменит своего отношения ко мне.

Зажмуриваю глаза, как только предательские слезы начинают стекать по щекам. Все пройдет. Подумаешь, два с половиной дня с ним прожила бок о бок. Мне просто снова нужен двадцать один день, чтобы привыкнуть к другому. Все будет хорошо. Обязательно будет.

– Маш, иди закройся.

Вытираю тыльной стороной ладони слезы и, натянув на лицо едва заметную улыбку, иду в коридор. Только не смотреть на него. Только не смотреть.

– Не ходи в лес. Иначе, это может плохо закончиться.

– Одна не буду, – не выдерживаю, поднимаю на него взгляд. – Все?

– Все.

***

Наверное, во всем надо искать плюсы. Еще месяц назад, в свободное от текстов время, я рисовала весьма красивые портреты Миши, а потом с удовольствием подрисовывала ему подбитый нос, глаза, губы. Теперь же я трачу время с пользой. Понимаю, что готовить столько пирогов тоже не слишком нормально, но остановиться не могу. Месить тесто, а затем раскатывать его на пироги и пирожки, при этом не представляя Мишино лицо – это прям победа. Взрослею. Даже горжусь собой. Ну и не могу не нарадоваться, наконец, идеальному рецепту теста. А к лету, вопреки чьему-то мнению, я не просто пойду на курсы. Я там буду лучшей. И не только там.

Только сейчас, когда смотрю на стол, понимаю, что все же… немного нездорова. На одном из трех новых пирогов весьма красиво вылеплены из теста две буквы «М». Проблема в том, что я совершенно не помню, как это делала. Когда я их могла слепить? Так, ладно. Просто маленькое наваждение. Пройдет. Двадцать один день для привычки. Двадцать один минус пять – шестнадцать. Ну, подумаешь, чуть больше двух недель осталось. Все пройдет.

Когда в руке зазвонил телефон, от испуга чуть не уронила его на пол. Отвечать не хочется от слова «совсем», но игнорировать трижды за день – это перебор.

– Да.

– Караганда, – шутливо произносит Никита. – Ты чего оглохла? Я в дверь стучу уже минуты две.

– Не слышала. Сейчас.

Нехотя прохожу в прихожую. Что он принимает, чтобы вечно быть таким легким и веселым? Не то, что некоторые, из которых улыбку вытянешь только под дулом пистолета.

Находиться один на один с человеком, который не скрывает свою симпатию, не просто