Тиана Эмерсон отвечала за все, что касалось генетической коррекции «малышей». Еще до того, как они появились на свет. В течение 1997 года, когда «NGF Lab» превратилась в роддом, она практически единолично господствовала в лабораториях. Правда, в последние пять лет в этом проекте почти не участвовала.

Очередь дошла до сидевшего в конце стола русского, который вцепился в бумажный стаканчик с водой:

— Игорь Емельянов. Профессор МГУ. По образованию математик. Специализируюсь на сетевых системах и пакетной беспроводной передаче информации. — Если бы мертвые могли говорить, они, наверное, делали бы это именно таким голосом.

По другую сторону стола напротив Емельянова сидел полный, красиво причесанный светловолосый человек. Он не был по-настоящему толстым, однако отекшая физиономия красноречиво свидетельствовала, что при неизменном рационе он через несколько лет будет похож на Винни-Пуха. В пухлых пальцах он все время вертел дорогую ручку.

— Стефан Эрмглен, — представился толстяк на правильном английском. — Стокгольм, Швеция. Врач-физиолог. Есть своя клиника в Умеа[44]. Преподаю в Karolinska Institutet[45].

Тимур был удивлен, услышав, что толстяк из Швеции. Внешне Эрмглен был полной противоположностью того типажа, с которым ассоциируются скандинавы. Он напомнил Тимуру скорее хоббита, чем воинственного норманна. На самом деле Стефан был шведом только наполовину. По материнской линии он унаследовал немало итальянской и французской крови. Оттуда же пришли скромные габариты и склонность к полноте.

Слева от шведа вольготно расселся Хедхантер, демонстративно отодвинувшись от стола почти к самому окну. Он словно показывал, что не принадлежит к числу ученых.

— Рино, — свысока выдохнул наемник. — Рино Хедхантер, так меня называют. Йоханнесбург, ЮАР, — он остановился и, оскалившись, добавил: — Решаю проблемы разнообразных умников.

Очередь дошла до Тимура:

— Тимур Коршак, Киев, Украина. Программист. Окончил теплоэнергетический факультет Киевского политехнического института. Программирование изучал самостоятельно. Последние шесть лет разрабатываю системы искусственного игрового интеллекта.

Закончив свою речь, Тимур не удержался и зевнул. И уже с открытым в зевке ртом осознал, что все, как зачарованные, продолжают смотреть на него, словно он, у которого столько вопросов, — единственный, кто знает ответы.

— Оскар Штаерман, — коротко представился следом за Тимуром чилиец, отвлекая внимание на себя. — Главный администратор проекта.

Последним отрекомендовался молодой японец, сидевший по правую руку от Кейтаро:

— Кацуро Такеда. Осака, Япония.

Тимур ждал продолжения, но Такеда больше не проронил ни слова.

— Спасибо, — подвел черту Кейтаро. — Итого нас здесь одиннадцать человек. У всех разный уровень доступа к информации. Алан, Стефан и Тимур вообще не в курсе дела. В то же время все вы независимо от уровня информированности внесли свой вклад в проект «NGF». — Кейтаро нахмурился, из уголков глаз на виски расползлись молнии морщинок. — Итак, месяц назад мы начали терять контроль над происходящим, а две недели назад вообще все пошло кувырком… Именно поэтому вы здесь… Каждый из вас, — старый японец по очереди показал пальцем на Алана, Стефана и Тимура, — завтра прослушает вводную лекцию и познакомится с исследовательским комплексом. Сотрудники лаборатории ответят на все ваши вопросы. Сейчас же из-за дефицита времени мы ограничимся тем, что Ральф коротко изложит суть проблемы.

Джеп сделал приглашающий жест в сторону Доэрнберга.

— Мы занимаемся созданием ботов, — сразу взял быка за рога Ральф.

Тимур вздрогнул. С этого момента он забыл про сон. Строить огромный комплекс посреди пустыни, чтобы писать программы для ботов? Они с ума сошли! Тимур окинул взглядом собравшихся. Сейчас кто-нибудь подойдет к Ральфу, похлопает его по плечу и, расхохотавшись, скажет: «Ну все — пошутили, и хватит». Никто даже не пошевелился. Ральф, глубоко вздохнув (у него точно проблемы с сердцем, подумал Тимур), продолжил:

— Наверное, правильнее было бы сказать «растим». Да и термин «бот» не совсем подходит к тому, что мы вырастили. «NGF» расшифровывается как «New Generation Fighter»[46]. Сначала мы звали наших мальчиков «перспективными боевыми единицами», но потом Вилл Ноланд стал в шутку называть их ботами. Это лишь отчасти соответствует действительности, и ботами в прямом смысле они не являются. — Ральф, лукаво прищурясь, взглянул на Тимура: — Готов побиться об заклад, господин Коршак удивлен.

— Ральф, — не сдержался Тимур, — это значит, что вы создаете роботов?

Канадец запнулся, слегка рассерженный тем, что его прервали. Вмешался Кейтаро:

— Тимур, как программист вы должны разбираться в том, что такое искусственный интеллект.

— В общих чертах.

— Во всяком случае вы должны представлять себе его возможности.

— Безусловно.

— Неужели вы полагаете, что робот может на равных соперничать с человеком?

— Безусловно, нет.

— Вот и ответ на ваш вопрос, — холодно подвел черту Кейтаро. — Мы не занимаемся созданием человекоподобных роботов.

— Военная направленность нашего проекта возникла не сразу, — снова продолжил Ральф. — Наша разработка основывается на нанотехнологиях и использует достижения микробиологии, нейрохимии и программирования. Долгое время мы не могли найти заказчика — большинство корпораций, таких, как «Боинг», «Тойота» или «Дженерал Моторз», отказывались от сотрудничества, напуганные сложностью и высокой стоимостью исследований. Мы уже почти потеряли надежду, когда с господином Кейтаро связались люди из Пентагона. Мы делали презентацию проекта в отделе перспективных разработок корпорации «Боинг»[47], о которой услышал один из инженеров «Локхид Мартин». Он не присутствовал лично, поскольку я выступал перед технологами. В то время мы планировали использовать ботов на сборочных конвейерах авиазаводов. Как бы то ни было, инженер заинтересовался. Рассказал боссу, тот доложил в Пентагон. На нас через неделю вышел Вильям Ноланд. Именно он предложил идею военного применения. После длительных переговоров Минобороны дало добро и выделило средства. Поэтому все, о чем я говорю, а также все, что вы здесь увидите и услышите, не должно выйти за пределы лаборатории.