Наконец Кацуро устало пробормотал:

— Кончай спектакль, Рино. За нами никого нет.

Рино, убедившись, что в джипе действительно никого не осталось, неохотно опустил дробовик. Это стало сигналом «отбой». Из двери появились еще люди, окружившие новоприбывших. Они вытащили раненого из машины Хедхантера. Потом помогли подняться на ноги Емельянову и, поддерживая под руки, повели весь экипаж Кацуро в корпус.

Штаерман, всхлипывая, заполз в тамбур и сел на пол под стеной с другой стороны двери.

— Это еще не конец. Они еще вернутся, — хныкал он, не обращая внимания на то, что никто его не слушает. — Сегодня они обязательно придут сюда…

Мимо Тимура, опираясь на провожатых, прошли два африканских наемника и японец. Емельянова вели последним. Собственно, его тащили на руках, поскольку у него подкашивались ноги.

Тимур пошел к нему навстречу и тут внезапно почувствовал — что-то не так. Что-то в лицах членов третьего экипажа настораживало.

Он тронул Игоря за плечо:

— Как ты? — спросил по-русски. На языке крутились другие вопросы, но Тимур не спешил с ними.

Емельянов не произнес ни слова. Тимур наклонился, всерьез настроившись разговорить русского, но вдруг, увидев глаза Игоря, отшатнулся. Такой пустоты он не встречал нигде и никогда. Глаз будто бы не было. То есть они были, но как будто… застывшие. Глаза напоминали два неподвижных стеклянных шарика с разводами кровоизлияний. Казалось, они смотрят не наружу, а внутрь.

— Черт, — выдавил парень.

В следующий момент Емельянов перегнулся пополам, повиснув на руках у сопровождающих, и его вырвало.

Тимур шел вместе со всеми по узкому коридору, освещенному двумя рядами кварцевых ламп. В груди закипала злость. Его втянули в авантюру! Он злился на Штаермана и Емельянова, которые, словно набрав в рот воды, молчали всю дорогу. Злился на Рино за его бесцеремонность, шутки, а особенно за сказанную среди пустыни странную фразу: «Это все твои детки, фелла». Вместе с тем он четко осознавал: его привычный — такой понятный и упорядоченный — мир безвозвратно канул в Лету. Выскользнул из-под ног. Он чувствовал себя беспомощным, как рыбка, вывалившаяся на пол из разбитого аквариума.

Он еще многого не понимал. Но одно знал твердо — здесь, в пустыне, разгорается пожар. И он, похоже, один из тех, кому придется выгребать жар руками.

С точки зрения обывателя, научные проблемы бывают трех уровней сложности.

Первый, наименее сложный, характеризуется двумя признаками:

— ученые в чем-то просчитались, но пока не подозревают об этом,

— эта ошибка никак не сказывается на повседневной жизни людей.

Прекрасный пример такой проблемы — теория строения атома. Джозеф Томсон[40]считал, что атом представляет собой однородную положительно заряженную субстанцию, в которую, как изюм в пудинг, вкраплены электроны. Долгое время «пудинговая» теория была общепринятой, пока другой физик, ученик Томсона Эрнест Резерфорд, не доказал ее ошибочность.

По иронии судьбы, Резерфорд проводил эксперимент, который должен был бы подтвердить теорию Томсона о структуре атома. Он взял очень тонкий лист золотой фольги (толщиной в один микрометр, то есть 10–6 м, — буквально в несколько атомов) и стал бомбардировать его альфа-частицами (полностью ионизированными атомами гелия). Он наблюдал за тем, куда попадали альфа-частицы, прошедшие сквозь золотую фольгу. В основном частицы вели себя так, как и ожидал Резерфорд, — проходили сквозь фольгу, не меняя (или почти не меняя) направления своего движения. Но чем больше замеров он делал, тем чаще регистрировал странные альфа-частицы, которые отклонились от первоначального направления на 30 — 60 градусов, а некоторые вообще разворачивались на 120 — 180 градусов, то есть летели в направлении, противоположном начальному. Факт отражения нельзя было объяснить в рамках теории Томсона. Это как если бы установленный перед артиллерийским орудием лист бумаги заставил срикошетить вылетающий снаряд. Резерфорд был поражен. Проанализировав результаты своих измерений, он пришел к непростому выводу: Томсон ошибался. Атом — не однородный протонный пудинг с изюминками электронов. Он в основном состоит из пустоты, а в его центре находится микроскопическое по сравнению с размером атома, но чрезвычайно плотное положительно заряженное ядро, которое и отражает попавшие в него альфа-частицы. Размер этого ядра оказался в 100 тысяч раз меньше радиуса атома. Резерфорд предложил свою планетарную модель атома с ядром в центре и облачками электронов вокруг, на которой до появления квантовой теории и основывались представления о строении вещества.

К счастью, ошибочная теория Томсона не оказала практического влияния на работу тогдашней промышленности или быт людей.

Для того чтобы выявить научную проблему первого (низшего) уровня, нужен ученый с действительно уникальными способностями и интуицией (особенно тогда, когда эксперименты, как это случилось с «атомами Томсона», не сразу проявляют глубинную суть явления). Либо же фантастическое везение.

Научная проблема второго (среднего) уровня возникает тогда, когда неточности, ошибочные теории и неправильные допущения нагромождаются друг на друга (иными словами, когда изучение новых процессов и явлений ведется исходя из неправильной базовой теории). Иногда исследователям просто не хватает базовых знаний, чтобы понять суть того, что получилось из их эксперимента. Примером может служить Большой адронный коллайдер. В нем протоны разгоняются, двигаясь по кругу, затем сталкиваются и разлетаются. Все четко контролируется и фиксируется. Результаты измерений, однако, плохо согласуются с теоретическими формулами. То неизвестно куда пропадут куски вещества, то, доведя до истерики всех теоретиков, исчезнут без следа несколько килоджоулей энергии. Так и перечеркиваются все достижения физики начиная с XVI века.

Данный уровень проблем характеризуется тем, что ученые обычно четко видят расхождения между теорией и практикой (хоть и не понимают, в чем причина). Но и в этом случае нет прямой угрозы для гражданского населения. Чтобы победить проблемы второго уровня, нужны не столько способные, сколько упорные и настойчивые ученые, владеющие конкретными знаниями в данной сфере и готовые днем и ночью долбаться с одной и той же проблемой.

Ну и наконец третий (высший) уровень. К нему относятся ситуации, при которых ученые капитально дали маху, вызвав необратимый и очень опасный эффект, не заметить который просто невозможно. Для этого не нужно быть профессором, доктором наук, аспирантом или отличником средней школы: результат подобной научной проблемы чувствуют на себе все. Даже умственно отсталые. Теории, гипотезы и формулы уже не имеют никакого значения. Никого не волнует, что там происходит на молекулярном, атомном или еще Бог весть каком уровне и в чем заключалась ошибка, выведшая ситуацию из-под контроля. Главным становится внешнее проявление, а не внутренняя суть процесса. К третьему уровню можно отнести взрыв на Чернобыльской АЭС или (давайте постучим по дереву) на нефтяной платформе в Мексиканском заливе. На нормальном человеческом языке такая проблема называется просто — катастрофа.