Пока Макаса держала фляги под водой, Арам следил за вырывающимися из горлышек пузырьками. Вынув фляги, она отдала одну ему. Арам поднес горлышко к губам и сделал небольшой глоток. Прохладная вода отдавала сладостью пальмового яблока. Макаса подала ему пробку. Закупорив сосуд, Арам тут же перевернул его горлышком вниз – для проверки. Тонкая струйка воды просочилась наружу, но, в общем, творения Макасы вышли вполне удачными. А когда они снова двинулись в путь и ручеек свернул на юго-запад, фляги превратились в одну из их главных ценностей.

Ни знания, ни навыки Макасы Арама не удивляли. Может, он был не слишком рад ее обществу, но в ее способностях не сомневался никогда.

Путь продолжался. Чем выше поднималось солнце, тем сильнее – несмотря на постоянную тень от нависшего над головой полога леса – становились жара и влажность. Макаса словно и не замечала их, но Арам быстро взмок, как свинья, и быстро выбился из сил. Через час Макаса остановилась, внушив ему напрасную надежду на отдых. Но вместо отдыха она присела на корточки над примятой травой и принялась изучать вонючий и совсем свежий помет на земле. Вероятно, Арам переусердствовал, поглощая сок пальмовых яблок. Съеденное и выпитое подступило к горлу, но он сумел загнать его обратно в желудок.

– Стой тут! – внезапно шепнула Макаса.

Согнувшись едва ли не пополам, чтобы не задеть свисающие сверху лианы, она кинулась вперед.

Арам так и не понял, что она затевает, но обнажил абордажную саблю и замер, ожидая, когда она выманит из укрытия… кого бы ни собиралась выманить.

Минуты шли. С каждой из них фляга и сабля в руках становились все тяжелее и тяжелее. Жара подавляла, навевала дремоту, веки смыкались сами собой – и резко открывались, голова медленно клонилась вниз – и резко поднималась.

Вдруг неподалеку раздался явственный звон металла и треск дерева. Это мигом разогнало дремоту. За этим звуком последовал другой, еще более странный. Вначале Арам не смог догадаться, что это может быть, но звук приближался, и в конце концов он понял, что… это Макаса! И она… ухает и улюлюкает? Да, Макаса Флинтвилл, не более чем в ста ярдах от него, бежала к нему, вращая цепью над головой и завывая, будто помешанная. Все это вовсе не придавало ей достоинства, и неделю назад Арам не смог даже вообразить, будто его спутница может издавать подобные звуки. Но – вот оно…

И вдруг – вот оно! Крупный вепрь – добрых шестидесяти сантиметров в холке, столько же в ширину и вдвое больше в длину – бросился прямо на Арамара Торна. Кривые белые бивни, подкрепленные с тыла массивной головой и мощными плечами, казались оружием, намного превосходящим саблю Арама. Но он не сдвинулся с места и приготовился к бою.

Склонив щетинистую морду, кабан нацелил бивни прямо в живот Арама, и тут Арам услышал, как в воздухе свистнул металл.

Казалось, древко гарпуна внезапно выросло прямо из спины кабана!

Кабан споткнулся, кубарем покатился вперед и сбил Арама с ног. Мальчик упал лицом вниз. Рана на лбу вновь начала кровоточить.

В итоге они поужинали мясом вепря.

Но не олениной. Несмотря на все свое мастерство охотника и следопыта, Макаса даже не заметила огромного самца-оленя, наблюдавшего за происходящим из-за деревьев.

Арам с Макасой наградили добытого вепря прозвищем «лорд Кровавый Рог», и этот добрый малый угостил их на славу.

Макаса занялась разделкой туши, а Арам, выросший рядом с кузницей, набрал дров и развел небольшой костерок. Затем он отправился на поиски воды, отыскал неподалеку еще один ручеек, напился, еще раз умылся, еще раз напился и наполнил обе фляги.

К ночи заметно похолодало, но они с удобством расположились у огня и наелись до отвала. Арам расслабился и блаженно растянулся на траве, заложив руки за голову, закрыв глаза и сыто улыбаясь. Но, пнув юнгу в бедро, чтобы обратить на себя внимание, Макаса напомнила ему, что нужно держаться настороже: вокруг множество хищников, не говоря уж об ограх.

Однако, своими руками убив дичь на ужин, Макаса пришла в необычайно хорошее настроение. Нет, это не превратило ее в блестящую собеседницу, но все же заставило поддаться атмосфере довольства и неги, что, на взгляд Арама, оказалось значительно лучше ее обычной манеры держаться.

Он вынул блокнот и принялся точить ножом угольный карандаш. Некоторое время Макаса молча наблюдала за его работой. Она так долго ждала, прежде чем сказать свое обычное «лучше и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку», что Арам едва не забыл ответить. Вовремя откликнувшись своим обычным «обещаю, что не стану рисовать тебя, пока сама не попросишь», он принялся по памяти набрасывать портрет отца.

Задача оказалась нелегкой. Немного помог плащ. Натянув его на голову, Арам глубоко вдохнул и, пожалуй, сумел вообразить, что вокруг пахнет отцом. Но, несмотря на все усилия, ничего не получилось.

«Ну, разве это отцовский нос? И улыбался Грейдон совсем не так».

Вглядевшись в набросок, Арам нахмурился. Черты отца уже поблекли в памяти, а ведь прошло всего четыре дня. А что он вспомнит о Грейдоне Торне через месяц? А когда вернется домой, в Приозерье? Не превратится ли отец в ту же неясную тень, какой он был для сына еще шесть месяцев назад?

Шесть месяцев назад Араму велели уложить брата с сестрой спать. Селия раскапризничалась. Каждый раз, едва он собирался покинуть ее комнату, она просила:

– Не уходи, Арам!

Арам оставался с сестрой, пока ее не сморил сон, и потому вернулся в гостиную, к домашнему очагу, только через час. Здесь он обнаружил мать, Робба и Грейдона за тихим разговором. За разговором о нем.

Заметив Арама, Сейя легонько тронула обоих мужчин за плечи, и разговор стих.

Грейдон тут же поднялся.

– Я буду в таверне, – сказал он.

Никто даже не попытался убедить его заночевать в доме Глэйда.

Грейдон обратился к бывшей жене:

– Подумай об этом. Я вернусь утром.

Не сказав больше ни слова, он вышел.

– Подумай о чем? – спросил Арам.

– Завтра он отправляется в порт Штормграда, – сказала мать.

Арам помрачнел.

– Ну что ж, он и так пробыл здесь целый день.

– Он хочет, чтобы ты поехал с ним.

– Что?

– Он хочет взять тебя в свою команду на год, – пояснил Робб.

Сердце Арама затрепетало. Перед мысленным взором вдруг пронеслись все его детские мечты о море. Сколько лет он мечтал именно об этом! Отправиться в плавание с Грейдоном Торном! Открыть для себя необъятные просторы всего Азерота!

Но все эти детские мечты тут же показались ему глупыми и незрелыми. Безответственными. Безответственными, как сам Грейдон Торн. Как человек, способный уйти в море, бросив жену и ребенка без денег, без заботы, без хоть каких-то вестей о себе. Нет, не таким хотел бы стать Арамар Торн. И, кстати, если Грейдон действительно хочет взять Арама с собой, почему он сам не спросил об этом сына?