«Тебе бы город точно понравился: там огромное количество великолепных отелей, почти таких же, как мой, да и люди там такие дружелюбные. Они обожают делиться с приезжими историями из своего прошлого, весьма и весьма любопытными историями».

«Историями из прошлого».

Хуберт глотнул кофе из чашки, только что поставленной перед ним официантом, продолжая слушать, как Джейкоб Спенсер рассказывает о новых трансатлантических лайнерах, в производство которых ему предложили инвестировать часть капитала, и опять страстно пожелал, чтобы здесь оказался мастер Вэй.

Мастер Вэй или Шерлок Холмс – тот английский детектив, который покончил с Джеймсом Мориарти: любой из них мог бы ему помочь. Ему был необходим кто-то, кто встал бы на его сторону, кто-то, кто умел бы смотреть вглубь, проникая сквозь внешние проявления, кто смог бы выяснить, были ли слова Монтгомери Поула невинным комментарием или скрытой угрозой.

О том, что случилось в Карловых Варах

Четвертая часть

Хуберт ждал профессора Мориарти в одном из салонов уже ставшего для него привычным отеля – он всегда в нем останавливался. Хуберт пришел сюда в восемь двадцать утра – опять же, как всегда. Несмотря на то что спустя месяц работы Хуберт отлично знал, что профессор появится в салоне не раньше половины девятого. Юноша устроился в одном из кресел, стараясь не беспокоить изысканных клиентов отеля.

С самого детства Хуберт испытывал непреодолимый интерес к гостиничному делу, а тот отель, в котором остановился Джеймс Мориарти, был поистине великолепным, одним из лучших в городе, к тому же мог похвастаться доступом к частным купальням. Хуберт сидел и ломал голову над вопросом: какого черта простой университетский преподаватель, какими бы блестящими ни были его публикации, мог позволить себе столь продолжительное пребывание в гостинице такого класса.

Был и еще один вопрос, которым терзался Хуберт: чем именно занимается в Карловых Варах Джеймс Мориарти? Этот человек ничуть не походил на курортника, приехавшего лечиться на водах. Обыкновенно он ограничивался тем, что спускался в салон ровно в половину девятого, давал Хуберту кое-какие мелкие поручения – купить одну-две газеты, посмотреть на рынке в южной части города, привезли ли туда свежие груши, доставить его мерки портному, чтобы тот сшил ему костюм с темно-серым пиджаком из смесовой ткани, или же вернуть в городскую публичную библиотеку прочитанную книгу и принести ему другую – и исчезал из виду, поднявшись по лестнице в свой номер. Только пару раз за неделю Мориарти покидал отель вместе с Хубертом, и они шли в направлении «Гран-Панталеоне», стекольной фабрики Бизоньози. В такие дни Мориарти оставлял его ждать в небольшой, увешанной тяжелыми гардинами приемной перед кабинетом Бизоньози, пока сам он около часа совещался о чем-то с Себастьяном Мораном и владельцем фабрики. И каждый раз, без единого исключения, выходя из кабинета, Джеймс Мориарти глядел на мир другими глазами: его живой взгляд тускнел. И каждый раз, без единого исключения, он как будто забывал о том, что Хуберт ждет его появления, пока тот не напоминал ему о себе.

– Господин Мориарти, – негромко говорил Хуберт, – есть ли у вас какие-нибудь пожелания?

Мориарти пару раз моргал, разгоняя застилавший взгляд туман, и взирал на Хуберта с таким выражением, будто впервые в жизни его видел.

– Нет, Хуберт, – неизменно отвечал он, и всегда тоном чуть более мягким, чем был характерен для его вечно бесстрастного голоса. – Возвращайся домой к матери.

Хуберт шел домой и всякий раз в каждый такой день был не в силах понять, почему ему так страшно. Почему эта мирная, однако не дающая ему избавиться от беспокойства по поводу близости к Бизоньози и его людям рутина все больше усиливает в нем тревогу, лишая сна.

Вот об этом он как раз и думал, сидя в гостиничном кресле, когда чужой и в то же время странно знакомый голос окликнул его:

– Эй, молодой человек, вот уж кого я не ожидал здесь увидеть!

Хуберт поднял глаза и встретился взглядом с тем господином азиатской внешности, который несколько недель назад дал ему свой носовой платок. Теперь этот человек стоял перед ним, опираясь, как и тогда, на трость, однако на этот раз на нем не было безупречного костюма-тройки. Сейчас он был облачен в белоснежный купальный халат, на вид – мягкий и блестящий, с вышитой эмблемой отеля на груди. Темные влажные волосы, зачесанные назад, подчеркивали черты привлекательного, но усталого лица. Мужчина с искренней симпатией улыбался ему, не обращая никакого внимания на то, что Хуберт самым очевидным образом был в этих интерьерах не к месту. Смутившись, юноша встал с кресла.

– О, я даже не знал, что вы остановились в этом отеле. Очень приятно снова с вами встретиться.

Чистая правда! Хуберт уже давно выстирал и выгладил носовой платок этого джентльмена, проделав то и другое весьма аккуратно и тщательно, и теперь хранил его в своей прикроватной тумбочке, сам не зная зачем. Ведь этот господин достаточно ясно дал ему понять, что носовой платок можно не возвращать. И все же платок являлся для него одним из немногих приятных воспоминаний об одном из самых неприятных в его жизни дней, чем, вероятно, этот кусочек ткани и заслужил столь бережное к себе отношение.

– В этом отеле я провел всего пару ночей, – ответил он. – Прежде я жил в «Гран-Паласе», как раз напротив, на той стороне площади, но теперь вот решил, что пришло время сменить обстановку. – И он загадочно улыбнулся. – Что-то в этом отеле привлекло мое внимание, и я не смог устоять. А как у тебя идут дела, юноша? Сейчас ты выглядишь существенно здоровее, чем в прошлую нашу встречу.

Хуберт, смутившись, кивнул и собирался уже сказать что-то в ответ, когда его внимание привлек к себе уже другой хорошо знакомый ему голос:

– Идем, Хуберт. – Профессор Мориарти только что вошел в этот зал и направлялся к ним, с любопытством оглядывая господина азиатской внешности. – Мы уже опаздываем.

Хуберт немало удивился. Была среда, а они с Мориарти наведывались в «Гран-Панталеоне» по понедельникам и пятницам. Однако профессор был в пиджаке и держал в руке прогулочную шляпу. Азиат с неугасающим интересом наблюдал за Мориарти и Хубертом.

– Сию секунду, мистер. – Хуберт повернулся к господину. – С вашего позволения…

– Конечно-конечно, молодой человек, – немедленно отреагировал тот. – Не смею вас задерживать.

Мориарти и азиат обменялись легкими поклонами, после чего разошлись. Во всем этом чувствовалось нечто странное, что-то необычное разливалось в воздухе. Нечто такое, чего Хуберт распознать не умел. Но прошло время, и он стал задаваться вопросами: знал ли его Мориарти, было ли ему известно, что этот человек – мастер Вэй, один из самых известных детективов своего времени, понимал ли профессор, что тот переселился в его отель исключительно потому, что сам он здесь остановился?

Однако в тот день Хуберта, бесконечно далекого от всех этих вопросов, гораздо сильнее интересовало, что стало истинным мотивом Мориарти выйти из отеля и направиться в сторону многолюдного центра города, недвусмысленно демонстрируя, что цель его – вовсе не «Гран-Панталеоне». Сам Хуберт молча следовал за профессором, пока оба они не остановились возле весьма элегантной террасы на пересечении двух центральных улиц, уставленной столами и стульями.

– Здесь нам будет удобно. Хочешь чаю? Или чего-нибудь попрохладнее? – бесстрастно проговорил Мориарти, усаживаясь в плетеное кресло перед входом в заведение.

Хуберт последовал его примеру, чувствуя себя крайне неловко. Он никогда еще не посещал такие места, где полным-полно роскошно одетых клиентов – большинство из них были гостями города, но встречались и представители Великих семейств. Здесь, посреди главной улицы, он будет как на ладони, доступен глазам каждого. И все они могут подумать, что он им ровня, что он – один из них. Эта мысль заставила Хуберта скорее смутиться, чем ощутить удовлетворение.

– А можно мне кофе? – спросил он.

Мать всегда упрекала его за излишний интерес к этому напитку. Терпкий аромат сразу же привлек к себе внимание Хуберта, едва коснувшись ноздрей: это был запах кофе, сваренного уличным торговцем на маленькой плитке в рождественский вечер. Мать сказала тогда, что никто из уважаемых людей кофе пить не станет и уж тем более это недопустимо в случае одиннадцатилетнего мальчика. Но теперь Хуберту уже пятнадцать, и с каждым днем он ощущал себя все менее уважаемым человеком.

– Заказывай, что тебе заблагорассудится, – проворчал профессор, рассеянно барабаня пальцами по стеклянной столешнице и лениво наблюдая за пешеходами.

Он довольно долго так и сидел, не двигаясь, затерявшись взглядом в потоке людей