– Нет, – прервал ее Шаожань. – Я знаю, что говорю. Это не может быть он. «Держите рот на замке», – снова прочел он. – Хуберт не выражается так, и он не станет прятаться во тьме и подсовывать людям под двери записки.

– Тот, кто подсунул это письмо, точно был не он, это был кто-то ниже его и тоньше, – признала Эмма. – Думаю, это был Джонатан. Возможно, по просьбе Хуберта.

Шаожань изобразил смиренную улыбку и отрицательно помотал головой.

– Это еще меньше похоже на Хуберта – он бы никогда не стал использовать таким образом Джонатана. – И он положил руку на плечо Эммы. – Слушай, здесь ты должна мне поверить: Хуберт не писал эту записку, я абсолютно уверен.

Эмма молча кивнула. У нее не было никаких реальных оснований верить Шаожаню. Шерлок Холмс, разумеется, не стал бы полагаться исключительно на слова. Он бы никогда не использовал что-то подобное в качестве решающего аргумента для исключения подозреваемого. Шаожань мог ошибаться, мог быть ослеплен своей верой в этого человека или же мог вполне сознательно Эмму обманывать. И все же она ему поверила. Она была не детективом, а одной из «Сыщиков с Бейкер-стрит», а члены этой команды доверяли друг другу.

– Ладно, но даже если записку писал не Хуберт, согласись, что все ведет к тому, что «произошедшее в Карловых Варах» как-то с ним связано. Известен ли тебе еще какой-нибудь уроженец Богемии?

Шаожань вздохнул, он на самом деле был очень встревожен. Несколько секунд он молчал: казалось, обдумывал то, что собирался сказать.

– Соглашусь, что эта записка каким-то образом может быть связана с его прошлым, это да.

Эмма молчала. Это было даже больше того, что она ожидала услышать от Шаожаня. Не встретив ответной реакции на свои слова, Шаожань продолжил:

– Но эта история не моя, так что я не могу рассказать тебе об этом, извини. – И вдруг совсем опечалился. – Если ты только за этим пришла…

– Ты вовсе не обязан рассказывать мне все, что знаешь о Хуберте, – не дала ему договорить Эмма.

К своему изумлению, она поняла, что парень говорит правду. Каким-то загадочным образом она доверяла Хуберту, такому серьезному и необщительному. Верила в особенную связь между ним и Джонатаном, более прочную, чем между этим мальчиком и кем бы то ни было еще в целом мире, верила в то, как по-дружески и с полным доверием Шаожань относился к нему, хотя тот был его начальником. Доверяла она и суждению Маргарет, которая много лет проработала с ним плечом к плечу, вдвоем вытягивая отель, но, самое главное, она верила Элис и тому, как она смотрит на него, с любопытством и искренним интересом, особенно тогда, когда Хуберт о чем-то задумывался. Хуберт Чех явно нравился Элис, нравился гораздо больше, чем она сама могла подумать, а ее старшей сестре всегда был присущ особый дар – проникать в самую суть человека.

– Я – на его стороне, серьезно, – повторила Эмма. – Что бы там ни случилось в Карловых Варах, я – на стороне Хуберта. Ты можешь рассказать ему обо всем: о том, что я видела вчера ночью и что было в записке, если думаешь, что это может иметь к нему хоть какое-то отношение, – я тебе разрешаю. Хотя, смею предположить, ты все равно обо всем ему расскажешь, – договорила она с полуулыбкой на лице. – Разрешу я тебе или нет.

Шаожань тоже ей улыбнулся.

– Да, я так и собирался поступить, – признался он. – Но, как бы то ни было, я тебе благодарен. Благодарен за… В общем, за то, что ты – на его стороне, я думаю.

Шаожань уже какое-то время назад убрал руку с плеча Эммы, так что на этот раз она сама прикоснулась к нему, довольно неловко шлепнув его выше локтя.

– Не за что, – сказала она. – Но теперь ты – один из моих людей, ты входишь в мою команду и должен будешь мне помогать, если я попрошу.

Шаожань в некотором недоумении поднял бровь.

– Твоих людей? «Сыщиков с Бейкер-стрит»?

Эмма радостно засмеялась.

– Даже лучше: «Сыщиков с Нанкин-роуд».

XXV

Наутро после ужина с мистером Поулом и его гостями Элис проснулась с очень странным чувством. Ее охватило ощущение, что она оказалась свидетелем того, что не в силах понять, чего-то очень простого и в то же время – недоступного для ее восприятия, словно шепот на чужом языке. И пока «дом» на верхнем этаже просыпался, она постаралась сосредоточиться на своих ежедневных обязанностях.

В этот день все казались какими-то печальными и уклончивыми. Джонатан заглянул в кухню, когда Элис заваривала чай и готовила яйца на завтрак Маргарет, пробормотал какое-то невнятное извинение, прихватил пару тостов и ушел так же быстро, как и ворвался. На бледном лице сверкали огромные глаза, будто он не спал ночь. Элис хотелось поговорить обо всем этом с Эммой, спросить у нее, где она нашла парня прошлой ночью, если вообще его нашла, но Эмма, едва открыв глаза, сразу же бесследно исчезла, промелькнув в направлении лестницы на нижние этажи отеля.

Маргарет тоже поторопилась спуститься, посетовав на кучу ожидающих ее дел. Открытие Большого казино должно было состояться послезавтра, и высокие гости продолжали прибывать в отель «Белгравия». Элис подумала, что осталась в «доме» совсем одна, когда неожиданно, направляясь в комнату Джонатана, чтобы заняться уборкой, она вдруг поняла, что Хуберт по-прежнему здесь.

Дверь в его комнату была приоткрыта, а сам он стоял рядом с постелью, держа перед собой бельевую корзину из прачечной, и не сводил глаз со стены, словно погрузился в глубочайшие размышления. Совсем на него не похоже. Однако больше всего Элис поразило не то, что она застала его с корзиной в руках, а совсем другое: обычно в эти утренние часы и следа Хуберта в «доме» не оставалось – он давно уже был внизу, на рабочем месте. Даже в выходные он, как правило, вставал очень рано и шел в город. Навестить мастера Вэя, наверное, или по другим делам.

– Могу ли я вам помочь? – тихо спросила Элис.

Хуберт вздрогнул, возвращаясь к реальности. До него, казалось, еще не дошло, что Элис тоже здесь, наверху. Она попыталась улыбнуться, по возможности наиболее естественно, прилагая все усилия к тому, чтобы прогнать из головы мысль о том, что с той минуты, как Хуберт пригласил ее на вчерашний ужин, они впервые остались наедине. Хотя, нужно признать, на ужине им все равно не представилось ни единой возможности обменяться и парой слов.

– Мисс Дой… Элис, – исправился он. – Не беспокойтесь, я справлюсь.

– Я вовсе не сомневаюсь в том, что вы справитесь, – проговорила Элис, подходя к двери. – Но иногда бывает не лишним принять чью-то помощь, хотя бы для разнообразия.

Не давая ему возможности выразить свой протест и не оставляя самой себе шанса подумать, что именно она делает, Элис переступила порог комнаты Хуберта. Он несмело улыбнулся. Так несмело, что Элис непременно решила бы, что эта улыбка ей почудилась, если бы не теплый свет в его глазах, задержавшийся там на несколько мгновений дольше, чем улыбка на губах.

– Думаю, вы правы, – сказал он. – Я тут постельное белье меняю.

– Прекрасно, – сказала Элис, забирая корзину с чистым бельем у него из рук и опуская ее на пол. – Вдвоем справимся быстрее.

Он казался невыспавшимся, как и Джонатан. Элис первый раз видела Хуберта не в строгом костюме-тройке, а в чем-то другом. Пиджака на нем не было, верхние пуговицы сорочки расстегнуты, рукава подвернуты до локтей. В эту минуту Элис сильнее, чем раньше, пронзило ощущение, что если Хуберт и старше ее, то всего-то на пару лет. Он слишком молод для того, кто уже столько лет проработал администратором отеля и оказался наставником пятнадцатилетнего мальчишки. Какой возраст назвал Хуберт вчера за столом, когда говорил о своем переезде в Шанхай? Шестнадцать лет? Семнадцать? И с этих же лет он заботится о Джонатане?

Ей странно было вообразить Хуберта в возрасте Эммы. Элис вспомнился разговор с Маргарет на пляже несколько дней назад. И тут у нее возник вопрос: считал ли когда-нибудь Хуберт себя слишком юным, чувствовал ли он, как и она сама, непосильный груз ответственности на плечах? В голове пронеслась мысль: ждет ли для себя Хуберт того же «чего-то особенного», что и она, гадает ли, как и она, о шансах, что с ним это все-таки может случиться, думает ли о том, что достоин такой судьбы?

– Понравился ли вам вчерашний ужин? – поинтересовался Хуберт, вынимая из корзины простыню и протягивая Элис другой ее конец, но при этом всячески избегая встретиться с ней глазами. – Сожалею, что он оказался не слишком веселым. Все мы, боюсь, пребывали в несколько странном