– Оно того стоит. Ты это знаешь.

Он снова целует меня.

– Я отправляюсь в кровать. На обеденном столе лежит кое-что для тебя от Энни. Подумал, что ты захочешь открыть подарок в одиночестве.

– Хорошо. – Пытаюсь улыбнуться, но чувствую себя отвратительно, как будто подвела всех, не предотвратив случившегося. Если бы я была более внимательной, или лучше старалась, или придумала нам больше занятий… не знаю. Глупая мысль, и мне не за что винить себя. – Я люблю тебя, Кристофер.

– Я люблю тебя, Блайт. – Он допивает остатки скотча и ласково улыбается мне. – С Рождеством. Иди, порадуйся подарку.

Я медлю несколько минут, прежде чем иду к столу и нахожу конверт со своим именем. Вытаскиваю открытку. На ней красивая винтажная картинка в пастельных тонах с Санта-Клаусом, а внутрь Энни вложила записку.

Тут же нахожу небольшой листок бумаги со ссылкой на веб-сайт. Заинтригованная, беру со стола ноутбук и вбиваю адрес.

Она сделала видеоролик.

О господи.

Изображения меня, Джеймса и родителей сменяются под красивую музыку. Мелькающие картинки тут же вызывают слезы на глазах. Здесь официальные портреты со свадьбы родителей, фотографии беременной мной матери, видео, где она разговаривает с камерой и потирает живот, а затем больничные фото новорожденной меня в люльке. Потом появляется мама, беременная Джеймсом, и я смотрю кадры, как впервые беру его на руки.

Целая серия снимков меня в детском саду. Не знаю, делали их сотрудники или мама с папой приходили сами с фотоаппаратом.

Я едва помню это время. Остались лишь смутные образы. Знаю, что мне там нравилось и я была счастлива. Есть еще две фотографии меня с двумя маленькими мальчиками. На одной я стою между ними, держась за руки, а на другой мы все лежим на полу, подперев подбородки руками, и слушаем, как воспитатель читает сказку. Я улыбаюсь им, потому что в то время жизнь казалась беззаботной и радостной.

Я еще понятия не имела, что пожар заберет половину моей семьи и разрушит наши с Джеймсом судьбы.

Так же не знала, что переживу эту трагедию и смогу восстановиться.

Есть видео моей семьи, предположительно снятое отцом. Мама держит на коленях юного Джеймса, а я заливаюсь в детской истерике.

– Где «Бинго»?

– Не знаю, – отвечает мама, – поищи на полке с игрушками, Блайт.

– Вот она. Держи, – произносит отец из-за кадра. Он протягивает руку и достает из-под кофейного столика игру. – Вот «Бинго»! Ей нравятся животные на жетонах, – говорит он маме.

Только вот я отмахиваюсь от игры.

– Нет! Где «Бинго»? Где «Бинго»?

– Не эта? Не плачь, милая. У нас есть другая? – интересуется мама, вытирая мне слезы. – Я не знаю, почему она сейчас так одержима «Бинго». Мы найдем лучшую версию, которая ей больше понравится.

Мое детское личико куксится, и взрослая я едва сдерживаю смех при виде этой трогательной печали.

– Чмоки?

Мама наклоняется и чмокает меня в щеку, но я отталкиваю ее, морщась и потирая глаза.

– Чмоки-чмоки, – хнычу я.

Папа тоже меня целует, но я определенно не удовлетворена. Мама вздыхает.

– Думаю, кому-то стоит поспать.

– Определенно мне. Утомительно быть родителем, – шутит папа.

Я прикрываю рот ладонью и чуть не разрываюсь от эмоций, когда слышу мамин смех. Звук ее голоса… это слишком для меня, но одновременно и недостаточно.

Я смотрю, как мама опускает Джеймса на пол, и он ковыляет вперед, а потом садится на пол и принимается играть с кубиками. Мама поднимает меня на руки и прижимает к себе, гладя по волосам.

– Чмоки, мама? Чмоки.

Она поднимает меня и похлопывает по спине, целуя в макушку и пытаясь успокоить.

– Где «Бинго»? – Мой уставший голос звучит все тише, пока я не засыпаю у нее на руках. – Чмоки-чмоки…

– Поцелуи и «Бинго», – шепчет мама, глядя в камеру и улыбаясь.

– Она уже спит?

– Ага.

– Сегодня она соня, – тихо замечает отец.

Я и не знала, что у нас имеются такие старые видео. Энни, должно быть, нашла их в компьютере моих родителей или в коробках, которые помогла убрать из дома. Кажется, перед глазами проходит вся моя жизнь. Ролик показывает меня в начальных, средних и старших классах школы. Но фотографий с выпускного нет, потому что он был после пожара. К тому времени я уже изгнала Энни из своей жизни, а тетя Лиза оказалась слишком эгоистичной и не считала нужным запечатлеть момент. Конечно, в то время я походила на зомби, поэтому не уверена, что хотела бы вспоминать себя такой.

Я останавливаю видео, когда на экране появляется фото нас вчетвером. Оно было сделано за несколько дней до пожара. Отец поставил фотоаппарат на таймер и подбежал к нам. Ему пришлось проделать это раз десять, прежде чем успел залезть на большой валун, на котором мы сидели, так что к тому времени, когда снимок получился, мы все смеялись. Это самая лучшая наша фотография.

Я просматриваю видео еще дважды. Когда заканчиваю, в груди поселяется боль, которую я не в силах унять. Энни никогда бы намеренно не расстроила меня. Уверена, она решила, что прошло достаточно времени, чтобы подобное не причинило сильную боль. В каком-то смысле так оно и есть.

Прямо сейчас я испытываю целую гамму чувств: радость, боль, утрату, восторг, любовь, злость…

Звонит телефон, и я опускаю взгляд. Это Сабин. Пока шмыгаю носом и прочищаю горло, пропускаю несколько гудков.

– Привет, – отвечаю я.

– Я тебе говорил, что Мию спасли? – выдает он.

– Нет, не говорил.

– Так вот. Пирс отправился на конный аукцион в поисках лошади помоложе, но нашел Мию. Ей двенадцать лет, и никто не хотел ее брать. Не только из-за возраста. Двенадцать лет не старость для лошади. Она боится воды. Никогда и близко к ней не подойдет. Выпадает всего один шанс научить лошадь тому, что вода не опасна. Они не понимают, что не утонут в луже. Не любят ходить там, где не видно дна. Лошади должны учиться. У Мии, очевидно, была неприятная история с водой, о которой мы никогда не узнаем. Так что она оказалась не слишком привлекательной на аукционе. Есть люди, которые посещают эти мероприятия только для того, чтобы купить лошадей на мясо для Франции и Японии. Их называют убийцами. Пирсу в конечном итоге пришлось торговаться с некоторыми из них. Он переплатил и спас ее. Она не отвечала его требованиям. Не идеальная, но он ее любит.