– Вы расскажете мистеру Либранду и мисс Мэйв, что он был здесь? – спросил Абель. – На случай, если он вернется за Лайлой?

От мысли, что придется объяснять состояние отца Рубену Либранду, мой желудок ухнул в пятки. Вдруг он решит, что опекать Лайлу – ребенка безумца, который может заявиться к ним на порог в любой момент – слишком хлопотно? Он может отказаться от нее, и тогда Лайлу увезут на очередном поезде с сиротами бог весть куда.

– Думаю, пока лучше оставить все как есть. Даже если папа по-прежнему рядом, это ненадолго. Он искренне верит, что должен отправиться в бега. – Внезапно глаза обожгли непролитые слезы, но мой голос остался бойким и уверенным. – Хэтти, уверена, у вас еще полно работы для нас. Давайте приступим.

Шли дни, от папы вестей не поступало. Все это время я работала бок о бок с Везерингтонами и Абелем. Большой Том дал мне топор и поручил нарубить дров из упавшего дерева на предстоящую зиму. Несмотря на занозы в ладонях, я сложила дрова в сарае с чувством выполненного долга. Пусть это и мелочь, но зато я принесу хоть какую-то пользу Везерингтонам, прежде чем вернусь на север. Впрочем, это чувство значительно уменьшилось после того, как я несколько дней разбрасывала навоз в качестве удобрения.

Под руководством Хэтти я научилась потрошить кур, взбивать масло и вспахивать поле запряженным плугом, который оставлял глубокие борозды в темной, богатой почве. Каждый раз, когда я работала на улице, Абель был тут как тут. Вместе мы кормили и поили лошадей и свиней. Сплоченно ухаживали за больной коровой и дружно плакали, когда обнаружили, что она не пережила ночь. А когда приходил мой черед кормить Эдгарда, Абель всегда находил повод присоединиться ко мне в сарае.

Одним днем мы с Хэтти месили тесто для хлеба, когда на кухню зашел Абель. Он уезжал в Уилер с мешком картошки на продажу и по пути заглянул на почту, чтобы забрать новую книгу.

– Это пришло тебе, – сказал он, положив тонкий конверт на стол, и снова ушел. Хэтти с любопытством покосилась на меня, но вопросов не задавала.

Я разобрала только обратный адрес. Небрежно спрятав конверт в карман, продолжила вымешивать тесто и изо всех сил старалась не думать, что это письмо может изменить мое будущее.

Это был ответ тети Сьюзен на то письмо, которое я впопыхах написала в первый день в Уилере. Я спросила, известно ли ей о других наших кровных родственниках. Согласно правилам приюта, они могут забрать нас с Лайлой.

Я работала до тех пор, пока не заболели плечи и не покраснели костяшки пальцев, голову занимало лишь письмо тети Сьюзен. Вечером я быстро поужинала и выбежала на улицу, сославшись на то, что хочу подышать свежим воздухом.

Солнце постепенно клонилось к горизонту. Я спряталась в темном углу сарая, устроилась на груде мешков с кормом и зажгла фонарик. Затем дрожащими пальцами развернула лист бумаги и прочла письмо, выведенное корявым почерком тети:

Я закусила губу и почувствовала привкус крови. Наверняка у тети Сьюзен нет никаких «финансовых трудностей». Скорее всего, она просто не захотела портить репутацию, взяв под крыло детей своего безумного брата.

И все же, сама того не ведая, она мне помогла. Моя мама родом из Ардженты. До чего странно, что я бродила по ярмарке в ее родном городе и даже не подозревала об этой связи.

Арджента, маленький фермерский городок, идеальное место для юноши, чтобы найти работу. Именно это папа и сделал – прекратил свое путешествие, чтобы попытать силы на ферме. По словам тети Сьюзен, когда он вернулся в Нью-Йорк, то получил письма удручающего – и, судя по всему, очень личного – характера от моей матери. Очевидно, что за это лето на юге между ними завязался роман.

Я вышла из сарая в вечерний сумрак, держа фонарик в руке. Мне вспомнились бессвязные слова папы: «Мы были так молоды… так молоды, когда полюбили друг друга… дитя моей оплошности».

Я сложила все известные мне факты: папа с мамой познакомились в Ардженте, пока он собирал урожай. Затем он вернулся в Нью-Йорк, через пару месяцев она последовала за ним, и они поженились. Я ничего не знала о раннем периоде их отношений, только то, что я появилась спустя год после свадьбы. Всю мою жизнь на маминой прикроватной тумбочке стояла фотография нас троих: юного и чисто выбритого папы, который держал маму за плечо, пока она качала на руках младенца в кружевных пеленках. Для портрета они наняли мужчину с ящичным фотоаппаратом «Кодак» – очень дорогое удовольствие, но оно того стоило, чтобы отпраздновать рождение первенца.