команды? К тому же одна из типично дадаистических песенок Волконского называлась "Ди Вохе": в ней просто-напросто перечислялись по-немецки все дни недели, но характер подозрений и претензий можно легко угадать.

1981. "Пропеллер" минус Волконский переименовался в "Касеке" и получил "Гран-при" фестиваля за программу инструментальной музыки. Петер появился на заключительном концерте в маске Рейгана, чем усугубил свою ужасную репутацию. "Ин Спе" исполнили настоящую мессу "Lumen et Cantus", написанную в традиции григорианского хорала. "Руя", кумир 70-х, отметила возвращение в свои ряды пианиста и композитора Рейна Раннапа серией мощных и лаконичных (чего раньше не было) песен, построенных на типичных панк-роковых риффах. Песня "Вчера я видел Эстонию" была особенно хороша.

Самый популярный ансамбль Эстонии — "Рок-отель". Фактически это супергруппа ветеранов: седой бас-гитарист Хейго Мирка, игравший еще в "Оптимистах", Маргус Каппель, стильный клавишник из "Руи", певец Иво Линна, разочаровавшийся в бесконечных халтурных гастролях знаменитого "Апельсина"… В репертуаре "Рок-отеля" были почти исключительно классические рок-н-роллы 50-х годов. Они вежливо отказались от участия в официальной программе фестиваля — ("мы не исполняем оригинальный материал") — и играли по ночам на танцах.

1982. "Гран-при" получил "Радар" — эстонская сборная команда по джаз-року, возглавляемая Паапом Кыларом, бывшим ударником "Психо". Они звучали "живьем" точно так же, как Билли Кобхэм и Джордж Дюк на пластинках. "Надеждой на будущее" объявили молодую фанки-группу "Махавок".

Среди изобилия кантри-рока, поп и фьюжн единственным настоящим открытием (для меня по крайней мере) стал ансамбль "Контор". Одетые в глухие "конторские" костюмы, — некоторые даже в нарукавниках! — они показали программу в духе декадентского кабаре, стилистически варьирующуюся от слезливого ретро-свинга до невротической "волны". Тон задавал тощий гибкий парень в черном котелке и с тростью — профессиональный актер, мим и фокусник Хейно Селъямаа. Шоу было выдержано в духе мрачноватого китча и, по мнению эстонцев, содержало элемент довольно острой сатиры.

Вообще говоря, об эстонском роке мне писать в каком-то смысле даже труднее, чем об английском или американском, поскольку смысл песен всегда ускользает. Одной-двух ключевых фраз, которые переводили друзья, конечно, недостаточно. И тот факт, что тамошние группы ориентированы на текст в меньшей степени, чем русские, служит слабым утешением, особенно в те моменты, когда весь зал смеется или аплодирует какой-то фразе, а ты сидишь и чувствуешь себя отчужденно и глупо. Это остро проявилось на следующем фестивале.

1983. Впервые в Тарту была допущена группа Харди Волмера — самое веселое и проблематичное порождение эстонской рок-сцены первой половины 80-х годов. Основу ансамбля составляли изобретательные молодые интеллектуалы из Таллиннской художественной академии. Вследствие постоянных трений с властями они неоднократно меняли названия: сначала — "Фиктивный трест", затем — "Турист". В Тарту группа предстала под названием "Тоту кул" ("Незнайка на Луне").

Харди Волмер ("Тоту Кул" — "Турист")

Фото Т. Нооритса

Харди Волмер, певец и вдохновитель группы, выбежал на сцену с сачком для ловли бабочек и жестяным барабаном на груди. Подобно знаменитому герою Гюнтера Грасса, он страстно бил в этот барабанчик и как бы с чисто детской наивностью пел об абсурдном и лживом "взрослом" мире: о карьеризме, погоне за вещами, светских сплетнях, культе денег.

Группа играла энергичный неприглаженный рок — немного похоже на "Клэш" позднего периода. Сами они назвали свой стиль "невро-рок", и это соответствовало действительности. Замечательная группа! У них было все, чего не хватало большинству эстонских ансамблей с их сонным блеском и академичностью.

Группа Хейно Селъямаа не смогла собраться на фестиваль в полном составе, поэтому публике было представлено вокальное трио "Контор-3". Они вышли на сцену в официальных костюмах, с портфелями в руках и запели, прекрасно имитируя всем знакомую казенно-помпезную манеру, массовые песни конца 40-х вроде "Марша женских бригад" или "Славы шахтерам-ударникам"… Это был беспощадный гротеск. Постоянный председатель жюри тартуских фестивалей, эстрадный композитор-ветеран Вальтер Оякяэр, сокрушенно убеждал меня: "Конечно, сейчас это выглядит нелепо, но зачем ворошить прошлое? Певцы, которые пели тогда эти песни, уже старые люди, как можно над ними издеваться?" Нет, "бюрократический поп" отнюдь не принадлежал прошлому, он существовал и процветал по сей день, пусть и в "модернизированной" форме[55].

"Контор-3" только своевременно напомнил о его уродливых, но реальных корнях.

"Желтые почтальоны"

Петер Волконский вернулся. Из реквизита своего театра, который когда-то ставил "Физиков" Дюрренматта, он взял костюмы, маски и парики, нарядил в них музыкантов "Ин Спе", назвал их Архимедом, Паскалем, Оппенгеймером, Курчатовым и т. д., себя — Эйнштейном, а всю группу — "Е = МС2". Он сочинил антиядерную сюиту под названием "Пять танцев последней весны" (будто предчувствовал, что произойдет спустя три года) — и это было нечто потрясающее[56].

Музыка была гиперэмоциональным коллажем рока, шума, классики, авангарда; Волконский своим вулканическим присутствием заставлял музыкантов играть с невозможной интенсивностью. Сам он не только пел, но и популярно рассказывал в полной тишине о принципах ядерной реакции и истории создания атомной и водородной бомб.

В финале, при полной темноте на сцене и в зале, долго продолжался мантрический хорал-заклинание: "Слушайте, как свет падает вниз".

На ночном джем-сейшне после фестиваля Хейно Селъямаа и Петер Волконский устроили дикий танец танго; Петер пришел в такой раж, что в одном из пируэтов сломал себе ногу, прямо на глазах у умирающей со смеха публики. Да, а "Приз надежды" опять получил "Махавок", что свидетельствовало не только о нежелании поп-истэблишмента принимать новую музыку, но и об общем застое. В этом я смог убедиться на фестивале следующего года, где, кроме "Туриста", слушать было вообще нечего.

Более драматично, чем в Эстонии, складывалась ситуация в соседней Латвии. В роли неожиданных меценатов рока там оказались богатые колхозы, предложившие наиболее известным группам своеобразную форму взаимовыгодной кооперации. Колхозы покупали музыкантам дорогую аппаратуру, предоставляли место для репетиций, а группы, в свою очередь, гастролировали от имени своих колхозов, прославляя эти передовые хозяйства и принося им денежную прибыль. По сути дела, эти ансамбли работали полупрофессионально и составляли ощутимую конкуренцию исполнителям из государственных концертных организаций. Такая форма сотрудничества оказалась настолько выгодной, что в "колхозную филармонию" перешли некоторые знаменитые профессиональные артисты: больше денег и меньше давления… В эту систему попали и известные нам "Сиполи". Репертуар группы Мартина Браунса теперь складывался из двух половин: простых поп-песенок для подростков из маленьких городков и деревень и больших театрализованных сюит (в том числе "Маугли" по Р. Киплингу) для поддержания собственной творческой формы и "серьезной репутации".

С другой стороны, после долгой депрессии оживилось местное