читать лихорадочно, головой водит туда-сюда, и за башку аж хватается. Дочитала она, и медленно так тетрадь поверх стопки кладет, и медленно-медленно голову на меня поворачивает, а на лице у нее чуть ли не гримаса ужаса.

— Четыре с минусом, Колбаскин, — сказала она и плюхнулась на свой стул.

Все такие сразу зашелестели, зашептали и на меня уставились изумленно, тип, я не контрольную по физике на четыре с минусом решил, а, типа, я — Ньютон какой-то, и еще, короче, штук десять новых законов запилил по-быстрому.

И прикиньте, че потом было? Ларик встал, значит, такой со своей первой парты, повернулся ко мне, и хлопать начал. Ну знаете, типа, как в фильмах бывает. И остальные тож встали, даж Ванька этот, и тоже начали хлопать мне. А училка сидит и чуть ли не плачет. А я стою, как дурачок, и улыбаюсь, и поклончики маленькие делаю. Вот такая вот ерунда и происходила у нас.

От всех этих утренних потрясенний мне, естественно, жрать очень захотелось. Ну и я, конечно, в столовку отправился. Пришел туда, а там опять два гибона этих жрут вовсю. Подошел я к ним, поздоровался. Тот, с которым я в тот раз базарил, руку мне протянул свою жирную. То есть она не только была, типа жирная, потому что толстая, но и потому, что реально в каком-то масле, что ли, была. А тот, так и сидел, не поднимая головы, и жрал без продыха. Он закидывал булки себе в рот чуть ли ни со скоростью пулемета.

— Ну че, как ты? — спрашивает меня первый этот.

— Нормально.

— А че ты в школу пришел, тебя же освободили?

— А че? Может я учится хочу! — ответил я ему и достал из рюкзака контейнер с бабушкиными блинами. Они с творогом еще были. Он как увидел их, аж слюну пустил.

— На, буде…

И я не успел даже предложение свое закончить, как он уже выхватил этот блин у меня, который я ему протягивал. Если б я руку не отдернул во время, прям с рукой, наверное, и сожрал бы. И главное, схавал он его, вроде, даже не жував, как удав какой-то.

Ну ладно, первый блин ушел. Достаю я, значит, второй и тут — бац- тот, другой жироед голову вдруг поднимает, и зырит во все глаза на блин, и облизывается. Я руку с блином ему протянул, и он его тож одним резким движением выхватил у меня, и сразу в топку себе закинул.

— А вы чё — братья? — спрашиваю я у первого, потому что лица у них один в один прям.

— Да, близнецы, — говорит.

— Ааа, понятно, а как звать-то вас?

— Я — Эдик, а он — Игорь. Оба мы — Боровяткины.

Боровы — это точно. Да уж, но, мне ли смеяться. Я, вообще, Колбаскин. Евгений Колбаскин. Звучит, да? Прям щас на афишу цирка, да в колонку с клоунами.

— А вы из столовки-то вообще выходите? — спросил я у него и наконец- то сам откусил блин.

— Да, — говорит, — на уроке посидим и обратно. А вон еще кто-то идет.

Я развернулся, а там опять они. «Преследуют меня, что ли?», — думаю. А сам-то, честно говоря, даже немного рад был их появлению.

— Вы че приперлись? — спрашиваю их, а они, короче, в наглую прям за стол садятся.

— Привет, я — Настя, а это — Леша, — говорит она Эдику этому толстозадому.

— Привет, ребят, а я — Эдик, а это вон — Игорь.

Игорь даж посмотрел на них и рукой так махнул, тип, поздоровался, а потом сразу опять за дело принялся. Вот же требуха ненасытная.

— А вы чё, тоже обычные? — спрашивает Игорь шмакодявок.

— Да. А что такого? — ответил Лешка и сразу так, типа, быканул немного. Моя школа, че сказать. Одна же команда.

— Ничего, ничего, просто спросил.

Шмакодявки же мои опять подоставали всякой ерунды и начали уплетать за обе щеки, точнее, за восемь, так как половину они этим бездонным желудкам скормили.

— Ладно, — говорю им всем, когда блины свои дохавал, — я пошел на физру. Давайте.

— Пока, Жень.

— Пока, Жень.

— Пока, Жень.

А тот, значит, рукой только мотнул и жрать продолжил.

В этот раз на физру я пришел до звонка, переоделся и пошел разминаться. И мне как-то все равно было, что остальные там делают. Я просто спокойно разминался.

Когда приперся этот обезьяноподобный физрук и опять свистнул, то я уже стоял в конце колоны. Ну и чё из этого? «В конце, так в конце», — подумал я.

Физрук, когда увидел меня, то весь сразу напрягся, да и лоб так сморшил, что даж на какого-то мопса страшного похож стал.

— Колбаскин, иди посиди! — говорит он, то есть кричит, как обычно.

— Нет, я тоже буду заниматься!

— Ты, что это развыступался Колбаскин, иди сядь на скамеку!

— Нет, — говорю твердо, — не сяду. Чей-то я должен сидеть? Я не больной никакой.

— Колбаскин, а ну, иди сиди! — кричит он так и, типа, с угрозой ко мне подходит.

— Вы что, угрожаете мне? — говорю я, ехидненько улыбаясь, — В тюрягу захотелось? А че, давайте, папа мой вас пристроит, у них там сейчас комфорт: камеры ледяные и все такое.

— Ладно, ладно, Колбаскин, хочешь заниматься, занимайся, нет проблем.

Зассал он, видать. Поверил-таки в чушь полнейшую.

— Давайте ребята, 15 кругов легко бегом, а ты Колбас… — начал он.

— Я тоже пятнадцать, — перебил я его.

Ему пришлось молча согласится.

— Бегом марш.

Для этих гепардов недоделанных, легко бегом означало — нестись сломя голову. Они, короче, пробежали пятнадцать кругов, а я только пятый начал. Ну, они, естественно, встали, и цокать начали, и поторапливать меня. А мне было плевать как-то, я просто бежал в свое удовольствие и в своем обычном темпе. Под конец они даже цокать перестали. Видать, поняли, что я не из простого теста слеплен, хоть и сверхспоспобностей у меня никаких нет.

Добежал я, в общем, встал в колонну, а физрук опять смотрит на меня, как на калеку, и уже чет-то сказать хочет, но я его опережаю.

— Зарядку и все остальное я тоже делать буду, — говорю.

Ему только и оставалось, как качать головой и соглашаться со мной.

После зарядки мы начали подтягиваться. И мне все равно, что даж девчонки по сотке делали. Я же просто запрыгнул и подтянулся, как обычно, десять раз. Зато своими обычными силами. Потом мы пресс делали. Я сделал сорок раз. Ну и что такого, что остальные в несколько раз больше сделали? Зато я как бы сам. И сам я отжался тридцать