оттенком в голосе, — я женщина не молодая и мне много денег ни к чему. Мне лишь бы себя прокормить, да детишек.

«Ага, конечно. С таким умением втюхивать фигню десятисортную, ее детишки, наверное, в Москве уже учатся», — подумал я.

— Жень, пожалуйста, очень прошу, — опять заныла Неллька.

«Ну, мне же нужна любовь. — подумал я. — Она же мне жизненно необходима».

В итоге купил я эти сережки дурацкие, и мы свалили оттуда по-быстрому, пока эта скромная, бедная мать несчастных, голодных детишек, еще чего не начала нам втирать и впаривать.

Идем мы, значит, по улице, а Неллька меня вовсю благодарит и восхищается своими новыми псевдозолотыми сережками. Как вдруг, смотрю я, а из-за угла машина на всей скорости выезжает, и в нашу сторону, короче, несется, и прям перед нами делает такой разворот полицейский, или как он там правильно называется. В общем, развалюха эта поворачивается к нам задом, и багажник у неё открывается прям перед нашими носами. А там жрачка, короче. Прикиньте, жрачка в багажнике. Типа, прилавок какой-то передвижной. Там у них были какие-то колбасы, сыры, чай, кофе, печенье, конфеты и еще че-то. И все, значит, на иностранном языке написано.

Ну и вот, как только эта тачка резко так подкатила, народ прям сразу и сбежался, и даж очередь выстроилась, человек десят, наверное, не меньше. И все, главное, почему-то стоят и оглядываются. А мы с Неллькой, типа, первыми оказались.

Потом из машины этой быстро вышли мужик с женщиной, они тож почему — то п по сторонам постоянно оглядывались. Ну, в общем, подошли они к нам и сразу меня начали окучивать. Видать, наметанным своим глазом определили рычаг давления или че-т, типа, того.

— Молодой человек, купите девушки конфет, — говорит тетка.

А Неллька и так сразу в конфетах начала рыться. Не знаю, может, у продавцов реально, типа, сверсхспособность такая была: разум и волю затуманивать.

— Да, парень, купи девушке конфет, сделай ей приятное, — начал втирать мне этот мужик, да таким голосом ещё, будто мы с ним давнишние приятели.

— Вот, Жень, купи, пожалуйста, эту, — сказала Неллька и вытащила оттуда самую маленькую коробку. А я — то знаю, чем меньше эта упаковка, тем дороже.

— Хороший выбор, девушка, — говорит мужик, — они очень вкусные.

«Ага, и дорогие, небось», — думаю.

— Сколько стоят? — спрашиваю я у этих спекулянтов недоделанных.

— Всего четыреста. Таких конфет вы здесь не достанете, — обувает меня опять бабища эта.

«Ну да, а ни че, что я каждый день, в магазе их вижу, и стоят они в два раза дешевле? Просто вместо иностранной тарабарщины, на них по-русски написано».

— Пожалуйста, Женя, — канючит, как мелкая какая-то, Нелля эта, то бишь любовь моя ненаглядная.

И сзади, значит, эти тетки с дядьками тоже начали меня поторапливать. Мол, купи, жмотяра этакий, своей крале конфет. Не мужик ты, што ли?

«Ну, мне ж нужна любовь», — подумал я и отдал им эти четыреста рублей за три конфетки жалких каких-то.

Потом я Нелльку чуть ли не за шиворот оттуда оттягивал. А то мало ли, что ей еще в голову могло взбрести.

Идем мы опять, а я уже по сторонам оглядываюсь, наверх смотрю, чтоб, меня, короче, опять, как лоха не обули и как липку не обобрали. А Нелльке по фиг вообще. Она идет такая радостная, держит коробку конфет в одной руке, а в другой у нее роза эта белая. Благодарит она меня все за сережки, да за конфеты эти никчемные. Лучше уж спасибо сказала, что я позволил себя, как лоха последнего разводить. Да уж, а все же, типа, ради любви.

Вскоре, мы, значит, подошли к пиццерийки одной задрипанной. Ну, я и говорю Нелльке: «Давай зайдем». А то тут на улице, кто знает, что может произойти. Небезопасно, одним словом. Особенно для кошелька моего.

Ну, мы и зашли в эту пиццерийку. А там и так народу всегда мало было, а в этот раз вообще никого. Сели, мы, значит, за понравившейся столик, хотя разницы-то никакой нет. Они — все одинаковые.

Только, уселись — бац — прям перед нами возникает официантка. Тетка такая в красной футболке. Мы аж подпрыгнули с Неллькой, а я, так вообще, чуть со стула не грохнулся.

Появилась, она и бросила нам чуть ли не в рожи меню эти.

— Выбирайте, — говорит и исчезла, а потом сразу за кассой появилась.

«Вот, — думаю, — ленивая какая, пять метров уже пройти не может. У этих же телепортов ожирение еще начнется какое-нибудь, типа, и за подвижности малой».

Только открыли мы эти меню — бац — опять официантка в воздухе материализуется. Да так неожиданно, что я аж это меню чуть на пол не уронил, хорошо, что реакция сработала.

— Выбрали? — спрашивает она че-т недовольно так, как будто мы ей здесь мешаем своим присутствием.

— Нет, — отвечаю ей.

— Так выбирайте, — говорит она еще недовольнее и зырит на нас страшно очень, — у нас много заказов еще.

Я оглянулся и осмотрел весь зал, где мы сидели. А там, значит, пусто было, как и до этого. «Может, — думаю, — у официантки этой галики какие начались из-за передозировки сверхспособностями».

— Так никого же нету, — так ей и говорю.

А она, короче, гримасу скорчила такую, типа, передразнивает меня.

— В каком веке, — говорит, — живете вы? Сейчас все по мобильному приложению заказывают и едят дома, как нормальные, современные люди.

«Ну да, — думаю, — ничесе, а мы че каменный век, что ли, раз мобильными приложениями не пользуемся? А я ж, наверное, тогда со своим кнопочным мобилой вообще с динозаврами жить должен». Так я подумал, но ей, естественно, ничего такого не сказал, да и бесполезно это. Мы же, типа, дети, а взрослые все знают лучше нас.

— Сейчас, — говорю ей и снова это меню открываю.

Смотрю я на первую страницу, а там пицца — «Вкусная». А че? Простое название. Это вам ни «пепперони» и ни «кальцоне» какой-то. А на фига, вообще, башню ломать-то, если пицца вкусная, то и назовем её «Вкусная», если она острая, значит будет «Острая», с курицей, так и назовем ее просто «С курицей» (а че такого?), если там много мяса, значит будет «Мясная», если сыров много, значит — «Сколько-то там сыров», а если, короче, в пицце только эта лепешка, сосиски, помидоры и сыр, то значит будет «Студенческая».

— Нелль, «Вкусную», может, возьмем? — спрашиваю я у своей, так сказать, возлюбленной.

— Да, давай.

— Нам, пожалуйста, целую «Вкусную», — говорю этой тетке.

Сказал я ей это, а она че-т все равно продолжает стоять выжидающи и как-то злобно прям смотрит на нас, что аж чувтво