Глеб на автомате сунул ему корку, и даже слегка оттолкнул. Страж пошатнулся, но промолчал.

Когда Крамер почти в плотную, приблизился к подъезду. Из него вышли двое, крепких ребят. Санитары несли накрытое, белой простыней тело.

Глеб схватился за грудину. Сдавило с такой силой, что трудно стало дышать. Как будто некий демон, рвется наружу. Он стоял преградив им дорогу, и глотал сырой воздух. Пытаясь прогнать его в легкие.

Санитары застыли. По взгляду и жестам сержанта, они все поняли.

— Может нашатырь? — Поинтересовался один из них.

Глеб превозмогая боль, сделал шаг к носилкам и откинул уголок простыни.

Это был первый тяжелейший удар в его жизни. После которого, сердце до сих пор не зарубцевалось.

На носилках, была его дочь. Она была мертва…

17

В затемненном зале тихого кафе, они были единственными посетителями. Столик в самом углу. На столе графин водки, овощная нарезка уже изрядно опустевшая и кувшин томатного сока.

Воронов пристально всматривался в лицо, этого по сути несчастного человека. Его суровые морщины и строгие скулы, были неподвижны. словно не было жизни, в этом лице. Эмоции не выливались. Он был спокоен. Как будто исповедовался.

Андрей махнул целую стопку.

— Ты извини, что приходится копаться в прошлом — морщась сказал Воронов — Я не знал. Прости!

Глеб сжал в руке хрустальную рюмку, и не морщась опрокинул. Затем сделал глоток томатного сока:

— Двадцать лет прошло. Иногда кажется, что это страшный сон. Глаза открываешь и понимаешь, что нет. Такая вот, серая жизнь. А может даже существование.

— Ты извини, но я не могу не спросить.

— Спрашивай — Крамер одобрительно кивнул

— А дальше?

— А дальше будто пропали краски из телевизора. Все черно белое. Вроде бы видишь солнце, видишь небо. Природу вокруг себя. Людей…А они все одинаково серые.

— А маньяк?

— Тварь эту поймали. Благодаря моей дочке. Если можно так выразиться. Маша прокусила ему руку. Когда сопротивлялась. На месте преступления, была обнаружена кровь, не принадлежащая моей дочери. Эта же кровь, была обнаружена на ее зубах. Эксперты сделали вывод, что она глубоко его укусила. И скорей всего в руку. По горячим следам, были отработаны все аптеки и поликлиники. В этом районе. Двадцать лет назад, их все же было не так много. Врачи и провизоры были опрошены. Один из них, недалеко от место последнего преступления, сказал что мужчина лет сорока, пару часов назад покупал перекись и бинт. Он описал его подробно. Но это даже было, не так важно. В аптеке была камера. Его лицо четко засветилось. Ну а дальше дело техники. Разослали по всем учреждениям. Показали по телевизору. И буквально через сутки, после убийства моей дочери, эта мразь сидела передо мной. Начальство конечно меня сразу отстранило. Сам понимаешь, так по уставу положено. Не может отец следователь, вести дело по убийству своей дочери. Меня быстренько выгнали в отпуск. Оно и к лучшему. Я уже обдумывал, как приду на допрос и выстрелю этому уроду в голову. Потом думал, что это слишком просто. Думал подсыплю яду. Пусть медленно подыхает паскуда. Что бы постепенно отказывали органы. И смерть ему показалась адом на земле.

Глеб налил себе и Андрею. И сразу выпил. Поставил стопку и выдохнул:

— Он сдох в камере СИЗО. Не дожил сука, до суда!

— А что с ним?

— А черт его уже разберет! Вроде как сердце…

Воронов почувствовал в последней фразе, звериную ненависть. Которую Глеб испытывал, к этому маньяку. Оно и понятно. Потерять дочь…

— А как жена? — Андрей следом за товарищем выпил…

Лицо Крамера не шелохнулось. Ни одна морщинка не дернулась, на его суровом лице:

— Она умерла, два года назад.

— Черт! Прости!

— После смерти Машки, мы были друг для друга, единственными людьми в этом мире. Практически ни с кем больше не общались. Два убитых горем человечка. В серых очках.

— Так получается ты после смерти супруги, сюда переехал?

— Да! Оставаться в Москве, больше не было сил. Видеть этих людей. Которых ты видел, когда она была жива. Жить в этой квартире. — Глеб махнул рукой — Все это стало не нужным. Так я и оказался в Волжинске. Я же здесь родился. А в институт решил в столицу поступать. Ну так и закрутилась, Московская жизнь.

— Так выходит ты местный?

— Как тебе сказать — Крамер ухмыльнулся — Слишком много воды утекло. Того города, в котором я здесь был счастлив, уже нет. Есть современный Волжинск. Маленький город на огромной реке. И есть я. Старый не по возрасту, а по состоянию души человек.

— Да уж! Теперь я понимаю, почему ты сказал матери этой девочки, что как никто понимаешь ее. Ты извини еще раз. Не хотелось тебя, заставлять все это вспоминать заново.

— Я и без тебя, вспоминаю об этом каждый божий день.

Когда водка почти закончилась и хмельное состояние игриво разлилось по телу, Воронов плавно перевел разговор. Вопросов по прежнему, было много. Правда не для всех. Начальство и так называемые"около плавающие", выдыхали и трубили о поимке убийцы.

Никого не смущало, что в квартире последней жертвы, была горячая газовая конфорка. Все списали, что Сивацкая сама пользовалась плитой, перед смертью. На Валеева сели плотно. Воронов своим чутьем понимал, что еще чуть — чуть и мужчина может сломаться. И тогда все покатиться к чертям. А именно расследование. Или если быть точнее, поимка настоящего убийцы.

Крамер сразу дал понять, он сомневается в причастности Валеева к убийствам. Он разложил все по полочкам, но Ширко и команда, напрочь отмели его доводы. Хотя и было видно, что полковник засомневался. Но мужественно, в себе эти чувства пресек.

Очень уверено и даже жестко, Глеб отстаивал непричастность Валеева, хотя бы по второму эпизоду. Но слышать его не хотели. Причины тому, конечно же были. Высокое давление на Ширко. Все понимали, что убийство девочки, не сможет остаться без внимания. А потому, нужен козел отпущения. Волею судьбы, им стал отец убитой.

Воронов смотрел на Глеба, как на старшего товарища. А может даже командира. Нужно было, что то делать. И что то подсказывало Андрею, Крамер знает, что именно. На удивление всех, он выбрал не свойственную себе тактику. Он не стучался в закрытые двери. Не бил кулаком по столу. Он решил, продолжить расследование. Пока будет идти следствие и шумиха не уляжется, начальству будет не до них. А потому, помещение архива снова послужит, следственной группе. И теперь Воронов понял четко, во главе будет, этот побитый жизнью архивариус. В его навыках, он