– При одном условии. Ты возьмешь назад кольцо с бриллиантами.

– Я надеялась, что ты так скажешь, – отвечала Дженнифер, отворачиваясь. – Но не посмела просить.

– Дженни…

– Милорд! – перебил их голос Хопвита почти у самого его уха. – Милорд, лента! Будьте добры, стойте спокойно, пока я повязываю вам волосы.

– Ах, черт побери! – вскричал Филип. – Почему все великие моменты в жизни непременно надо испортить? – Он увидел, что глаза Дженни искрятся смехом, и пристально посмотрел на нее. – Отлично! – сказал он. – Повязывайте ленту, заплетайте косу, если нужно. Только верните мне мой кошелек!

– Боюсь, – заявил Хопвит, ловко перекладывая кошелек из своего кармана в карман Филипа, – ваша светлость не найдет там много денег. Однако вам хватит, если вы сразу поедете к Хуксону.

Он проворно заплел косицу и отошел полюбоваться результатами своего труда.

– Шляпа, милорд…

– Кольцо! – сказал Филип.

С верхней площадки лестницы он посмотрел вперед, на открытую дверь спальни. Потом бросился по коридору, вбежал в комнату и снова лицом к лицу столкнулся с Хлорис.

Никто из них не заговорил. Никто не шевельнулся. У Хлорис было такое выражение лица… как вчера, когда она, голая, сидела в обитом желтой материей кресле в доме у леди Олдхем и пристально смотрела на него. Но сейчас глаза ему застилал туман.

Филип повернулся, подбежал к комоду, выдвинул верхний ящик и начал рыться в нем – сначала осторожно, потом с отчаянной поспешностью. Он мог поклясться, что положил кольцо куда-то сюда. Но не мог его найти.

– Милорд! – произнес с порога голос Хопвита. – Боюсь…

– Погодите! Погодите!

Тысячу раз рука Филипа натыкалась на футляр с пистолетами, на котором было выгравировано его имя. Наконец, он просто на всякий случай откинул крышку.

Кольцо оказалось там. Оно лежало, посверкивая, на темно-малиновом бархате, между двумя пистолетами, превосходно начищенными, с перламутровыми рукоятками, с курками, готовыми выстрелить при легчайшем нажатии. Видимо, по идиотской рассеянности он сам сунул сюда кольцо. Схватив его, Филип ощутил знакомый приступ головной боли.

– Милорд! Вы должны уехать хотя бы за десять минут до того, как сюда прибудет магистрат со своими констеблями.

– Они посылают констеблей? Неужели я так опасен?

– Судя по сообщениям, – сухо ответил Хопвит, – вы действительно опасны. Милорд! Скорее!

Проходя мимо, Филип поклонился Хлорис:

– Еще раз – прощайте, мадам.

– О-о-о! – прошептала Хлорис, закатывая глаза и изгибая губы в улыбке. – Мы снова будем вместе… Скоро!

На сей раз Хопвит особенно тщательно закрыл за ними дверь.

– Дорожная сумка молодой леди, – сообщил он, – уже уложена в двуколку. Вашу сумку погрузят, как только упакуют. Молодая леди внизу.

– Хопвит! Мисс Бэрд! Мы должны заказать для нее какой-нибудь завтрак.

– Я уже распорядился, милорд, – Хопвит смотрел куда-то в потолок, – когда заказывал завтрак для вас.

Столовая, насколько Филип помнил по вчерашнему вечеру, находилась внизу слева. На сей раз он не забыл часы, которые обнаружил в бюро. Часы оказались громоздкими и заняли почти весь его жилетный карман.

Дженнифер он нашел в залитой солнцем столовой. Она стояла, изумленно разглядывая длинный обеденный стол красного дерева, уставленный столовым серебром, и сервировочный столик-буфет, ломящийся от еды.

– Фил… – начала было она.

– Ну и ну! – воскликнул он, вынимая часы из жилетного кармана и откидывая крышку. – Хопвит был прав. Когда леди Олдхем меня разбудила, она сказала, что уже девять часов и мировой судья явится через час. Если нам надо опередить судьишку на десять минут – и не поправляй меня: сэра Джона Филдинга назвали «судьишкой» много лет назад, – мы должны спешить, как будто за нами черти гонятся. Сейчас почти без четверти десять. Ешь!

– Милый, в том-то и дело. Я пытаюсь быть закаленной, как всякая женщина. Но не думаю, что смогу съесть на завтрак холодный ростбиф и запить его пинтой слабого пива.

Убрав часы, Филип оглядел стол.

– Есть еще чай. Горячий и черный. А здесь… – он поднял крышку с серебряного блюда, – здесь хлеб с маслом! Я и не подозревал, что они уже умеют поджаривать тосты. Чай, Дженни!

Дженнифер взяла чашку и блюдце. Вдруг чашка и блюдце начали дребезжать и задрожали у нее в руках! Она отвернулась.

– Дженни! Тебе не о чем тревожиться. Что тебя испугало?

– Я… знаю. – Она облизала пересохшие губы. – Дело в самом доме. Будь мы в Лондоне или даже на его окраине, уверена, мы бы сумели убежать. Но, пока мы здесь, мне все время чудится, что нам не дадут выбраться отсюда!

– Раз у тебя такие сильные опасения, мы уезжаем сию же минуту.

– Да! Давай! – Она напряженно вглядывалась в него. – Через две минуты мы будем сидеть в двуколке.

– Да, можем и будем, – ответил обеспокоенный Филип. – Ничего не бойся. Леди Олдхем назвала время: десять часов. Ей не было причин лгать. Сюда едут мировой судья и два головореза. Кто или что, кроме них, может нас остановить?

– Не могу сказать. Но не смейся надо мной: я это твердо знаю.

– Что знаешь?

– Если мы немедленно не уйдем из этого дома…

За спиной Филипа послышалось деликатное покашливание.

Он не слышал, как открылась и закрылась дверь. Солнечный свет, льющийся из трех больших окон, залил просторный зал со стенами, выкрашенными светло-зеленой краской, с ионическими белыми с золотом колоннами, наполовину выступающими из стен.

Когда глаза привыкли к яркому свету, он разглядел длинный нос, довольно неприятное лицо и серую с золотом ливрею старшего лакея Холдсуорта.

– Прошу прощения, милорд, но вас хотят видеть два джентльмена.

У Филипа, наливавшего чай из очень тяжелого чайника, похожего на погребальную урну, дрогнула рука.

– Не понимаю… – Он поднес чашку к губам и прищурился. – Кто эти двое джентльменов?

– Один из них – полковник Торнтон, милорд. Он передает вам привет. Полковник Торнтон поручил мне добавить, что второй джентльмен – сэр Бенедикт Скин, который выступает в роли… – лакей замялся, – его секунданта.

– Нет! – вскричала Дженнифер.

Горячий чай обжигал язык и небо. Филип улыбнулся, и его улыбка не сулила ничего хорошего.

– Просите джентльменов войти!

Пустая чашка в руке Дженнифер так звякала о блюдце, что пришлось поставить ее на стол.

– Фил! Ты сошел с ума! Судья будет здесь и арестует тебя, прежде чем…