Сон, в котором он окажется дома, среди родных, а на кухне его будет ждать ежевичный пирог.

Может боги действительно услышали ребенка, а может так влиял голод и усталость, но когда мальчик открыл глаза в следующий раз, то увидел перед собой маленькую кость, скорее всего принадлежащую кролику. Кость, полную мяса.

Арди вгрызся в неё зубами и ногтями так, как никогда прежде. Буквально за пару мгновений он смел мясо, вылизал кость, с трудом разломал её об камень и высосал содержимое.

— Пойдем, — произнес стоявший все это время рядом барс.

— Куда?

Эргар посмотрел в глаза ребенку. Его зрачки веретена буквально пронзали лицо мальчика и тот физически мог почувствовать покалывание на щеках. Или это из-за ветра.

— Это последний раз, когда я просто так делюсь с тобой добычей, детеныш, — прогудел барс. — Ты здесь, чтобы научиться путям охотников, так что идем.

Эргар развернулся, взмахнул хвостами и отправился к выходу из пещеры. Арди ничего не оставалось, кроме как отправиться следом.

Глава 6

Ветер поднимал вихри снежной пыли, закручивая их спиралями, а порой расправляя широкими простынями, накрывающими горные тропы, укрывая острые камни, то и дело норовящие ужалить оступившегося путника.

Эргар не оступался.

Его мощные лапы ступали по рыхлой поверхности снежного настила с той же легкостью, с которой водомерка рассекает гладь непотревоженного озера. Хвостами же, опущенными к земле, барс метлами зачищал оставленные им едва заметные следы. Он двигался плавно, но в то же время жестко и уверенно, каждый раз умудряясь выбирать такой путь, чтобы ветер дул ему обязательно в морду.

Отчего их маршрут выглядел не прямой, а сложными хитросплетениями узора из извилин, прыжков, спусков и подъемов. Словно назло, стоило Арди заприметить впереди хоть какой-то ориентир, понадеяться, что вот еще немного и они до него доберутся, как Эргар менял направление и вместо пяти минут им предстояло пройти двадцать.

И, в отличии от барса, у мальчика не было ни бугрящихся мышц, способных поднимать тело зверя в многометровом прыжке, ни длинных хвостов, позволявших удерживать равновесие на самых тонких карнизах, нависавших над бездонными пропастями, ни, тем более, теплой шерсти.

Арди был закаленным ребенком. Дедушка, стоило ударить первым холодам (с неохотного согласия Гектора), утром, днем и вечером брал мальчика с собой — купаться в ледяном ручье, а затем обсыхать на ветру.

Но никакой ледяной ручей, даже в разгар самой стервозной зимы, когда и в доме-то не везде можно спрятаться от грызущего щеки холода, не сможет сравниться с ветрами зимней Алькады.

Арди помнил несколько сказок дедушки, когда непослушные дети матабар, отправившись гулять по горным тропам, так и не возвращались домой — оставшись стеречь тайные пути в виде ледяных скульптур.

Стоило подумать об этом, как очередной порыв довольного собой ветра закружил белоснежный бархат и закутал в него ребенка. Мальчик поежился, задышал все чаще и прерывистее, пытаясь хоть как-то согреться в обрывках одежды, не рассчитанной даже на более теплый сезон. И, вдруг понял, что не может пошевелиться.

Пальцы на руках не слушались его, а на ногах… он вообще забыл, когда в последний раз чувствовал их. Как ноги, так и все, что находилось ниже пояса.

Арди, с трудом, вытянул перед собой ладони. Раньше он этого не замечал — попросту не видел. Но теперь, сквозь пелену то ли снега, то ли еще чего — разглядел, как те дрожали. И как что-то черное налипло на его кожу. Он попытался было оттереть это пятно, но тут же вскрикнул от боли и чуть было не свалился в снег. Едва устояв на ногах, Арди посмотрел вниз на ноги — на них чернота поднялась уже почти до самых колен.

— Э… р… — каждый звук, издаваемый растрескавшимися, окровавленными губами мальчика, звучал сломанной погремушкой, которой нерадивый младенец стучал о стену.

Барс, идущий впереди, остановился. Он повернул голову и, дернув усами, медленно и спокойно направился к Арди. Все так же легко ступая по гребням снежных волн, он подошел к ребенку, по пояс утопающему в снегу.

Молча, лишь немного прищуривая глаза, он обвил хвостами мальчика и вытащил его из ледяного плена, чтобы тут же положить рядом — на снег.

— Х… х…

Зубы Арди стучали так сильно, что он боялся, как бы они не раскрошились друг о друга. Перед тем, как… как… как его забрал Эргар — у Арди выпало несколько зубов, на что обрадованно отреагировали мама с дедушкой, но очень сурово — отец. И все же — мальчик боялся, что произойдет что-то, чего не должно произойти.

— Холодно не тебе, детеныш, — произнес барс, словно в насмешку усевшийся прямо напротив замерзающего ребенка. — а человеку внутри тебя.

Звуки доходили до Арди откуда-то издалека. Они терялись среди воющего ветра, среди хрустящего снега и льда и эха, танцующего по редким черным каменным гребням, выныривающим из холодного плена. Те подзывали Арди, подбадривали его, манили за собой, но он только глубже и глубже тонул в холоде, который… уже почти и не чувствовался.

Тело мальчика расслабилось. Веки начали тяжелеть, и он все падал и падал куда-то во вдруг ставшими теплыми объятья ветра и снега.

— « Я и есть человек», — может подумал, а может и сказал ребенок.

Силуэт Эргара казался ему расплывчатым и нечетким — как если бы их разделяло мокрое от ливня окно.

— Только половина тебя, детеныш, — пришел из далека голос. — Знаешь почему матабар отдавали нам своих детей лишь по истечению шести зим? Все дело в ваших клыках, Ардан.

Слова терялись где-то в теплой неге забвения, но имя мальчика обвязало его и выдернуло обратно на свет. И снова ветер кусал его щеки и уши, а холод обжигал почерневшую плоть.

— Без клыков не выжить ни среди снежных троп, ни в лесных разливах, ни в речных и озерных угодьях, — голос Эргара сотней кусачих москитов жалил разум мальчика, заставляя его оставаться на поверхности и не давая вновь утонуть в теплое забытье. — За те несколько лун, что ты провел здесь, детеныш, ты вырастил их. Пусть слабые. Пусть ненадежные. Но, все же, это клыки крови матабар от рода Эгобаров. Охотников снежных троп.

Арди отчаянно пытался ускользнуть, вывернуться из цепкой хватки своего имени и голоса барса, но у него не получалось. Вместо тепла и сна, он плавал среди холода и боли.

— Посмотри, маленький охотник, посмотри