Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сидела бы дома, – вполголоса сказал Рустам.
– Переводить? – спросила переводчица.
– Не надо.
– Это башня, с которой в давние времена сбрасывали неверных жен, – показала Азиза.
– А что делали с неверными мужьями?
– У мужей были гаремы.
– А что это такое?
– Это… вроде общежития для жен. У хивинского хана, например, было четыреста жен. Так он только и делал, что был неверным.
– Как хорошо, что мы живем в другое время и в другой цивилизации!
– …А сейчас просим дорогих гостей отведать наше узбекское национальное кушанье: плов.
Переводчица перевела.
– Плов – это что? – спросила Хелла.
– Это баранина и рис, приготовленные определенным способом.
– Мы вегетарианцы. Наши убеждения не позволяют нам есть мясо.
– А что же делать? Чем же их кормить?
– Можно сделать сладкий плов, – предложила Азиза.
– Феминисты… Вегетарианцы, – пробурчал Рустам. – Поэтому у них и рождаемость падает…
Квартира Азизы. Азиза сидела за письменным столом, читала диссертацию.
Посреди комнаты на стуле стоял раскрытый чемодан.
Тимур расстелил на столе байковое одеяло и сушил носки горячим утюгом. Из-под утюга шел пар.
– Что ты делаешь? – удивилась Азиза.
– Носки сушу.
– Возьми другие носки.
– У меня целых только одна пара.
– Купи… Кто тебе мешает?
– Никто не мешает. Руки не доходят.
Азиза идет на кухню. Наливает из кастрюли еду. Подозрительно смотрит на тарелку.
Тимур в это время надел носки, но они были еще влажными. Снял и снова поставил на них утюг. Чтобы не терять времени даром, достал нитки, иголку, стал закреплять пуговицу на рубашке.
Появилась Азиза.
– Паленым пахнет, – сказала она.
Тимур рванулся к утюгу. Но было поздно. Носок был безнадежно прожжен.
– Что делать? – растерянно спросил Тимур, глядя на дыру.
– Сам виноват. Никогда не надо делать два дела сразу.
– Тебе понравилась мастава? – спросил Тимур.
– Вкусно. Только ты рис не помыл. Бульон серый.
…Муж Азизы стоял над раскрытым чемоданом, раздумывая, что туда положить. Азиза сидела за письменным столом, читала статью, подчеркивая спорные места.
– У него такие неожиданные выводы. Он, конечно, дурак, но очень талантливый.
– Кто? – не понял Тимур.
– Мансуров.
– А разве бывают талантливые дураки?
– Безусловно. Ум и талант располагаются в разных отделах мозга… Ничего, что я тебя не собираю?
– Ничего. Даже хорошо, – сказал Тимур.
– Почему хорошо?
– Потому что я лучше знаю, что мне надо в дорогу.
– А почему они посылают тебя? Нашли мальчика на побегушках.
– Ты тоже ездила. И тоже не девочка.
– Я ездила во Францию, а ты в Сибирь. Это не одно и то же. В Париже и климат другой.
– Кто-то должен ехать и в Сибирь.
– Когда ты вернешься?
– Через неделю.
– Значит, в среду?
– В крайнем случае, в четверг.
– Послушай, как интересно он пишет: «Сознание – это мышление вместе с кем-то, аналогично с со-чувствием. Оно вызвано необходимостью передать свое знание другому. Требует слов». Ну, как?
– Мне пора. – Муж запирает чемодан. Надевает пальто.
Азиза подходит к нему. Поправляет шарф.
Муж обнимает ее. У него слезы в глазах.
– Ты стал сентиментален.
– Это старческое, – сказал муж.
– По-настоящему люди любят друг друга в старости. Потому что у них нет выбора.
– Это тоже из диссертации?
Обнимаются.
Муж уходит.
Азиза приближается к окну. Смотрит, как он идет с чемоданом. Муж оборачивается, машет рукой. Она тоже машет ему.
Есть всегда что-то щемящее в сценах расставания. Каждое расставание – это разлука. А всякая разлука – это мини-смерть.
Азиза еще долгое время провожает мужа глазами среди людей и домов. Потом садится к столу. Углубляется в материал. И уже через какое-то время забывает и разлуку, и мини-смерть.
Раздается звонок в дверь. Этот звонок пресекает вдохновение. Приходится встать. Открыть дверь.
В дверях Нодира – соседка Азизы.
– Тебе атлас надо? – спросила Нодира и показала отрез яркого атласа.
– Спасибо. Ты же знаешь, я не шью.
– Ну и что? Подаришь кому-нибудь! Что, тебе некому подарить?
– Ну давай…
Азизе легче было купить, чем спорить с соседкой.
– Пятьдесят рублей, – сказала Нодира, входя в дом. – Ты не думай. Это я тебе по-соседски… даром почти.
– Спасибо. – Азиза отдает деньги.
Ждет, что Нодира уйдет. Но она медлит.
– Извини, я работаю. – Азиза кивает на письменный стол.
– Ты молодец, – хвалит Нодира. – Ты женщина умственная. И дочка у тебя воспитанная. Всегда здоровается.
– По-моему, он забыл теплое белье. Простудится…
– Кто? – не поняла Нодира.
– Муж. Там же холодно. Пятьдесят градусов мороза.
Нодира долго, изучающе смотрит на Азизу.
– Чего ты смотришь?
– Думаю. Почему это на нашей улице десять градусов тепла, а на соседней пятьдесят градусов мороза.
– Он в Сибирь уехал, в Братск. Они запускают там новый завод тяжелого машиностроения.
– Твой муж не уехал, а ушел. И не на завод, а к твоей секретарше. И не в Сибирь, а на соседнюю улицу.
– Что ты бормочешь? Иди и проспись.
Нодира поднимается с кресла.
– Гонцу, который приносил дурные вести, всегда рубили голову, но знай, кроме меня, тебе об этом никто не скажет. Потому что все от тебя зависят. А я завишу только от финского импорта. А финнам торговать с нами выгодно.
Нодира идет к двери.
– Стой!
Нодира оборачивается.
– Это правда?
– Спроси у кого хочешь! Это все знают. Хочешь, спроси у своего директора. Его жена у нас отоваривается.
Нодира идет к телефону, набирает номер.
Азиза забирает трубку. Кладет на рычаг.