Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну и где же кот, которого не дождешься, когда надо?
Фу! Мусс из лосося отныне не ее блюдо.
И отныне она не будет снова готовить для него.
Шум подъезжающей машины заставил ее поспешить к окну. Приехал плотник забрать свои инструменты, пусть так. Но нет – показался из-за передней дверцы пассажирского сиденья, распрямляясь во весь рост. Ее сердце зашлось.
Встречайте, мистер Джетт Сеттер, шеф-гурман, собственной персоной.
Не-е-ет! Только не это. Она промыла воняющие рыбой руки под краном, ничего пока не сделаешь с этими пятнами на майке, и рванулась к двери. Он уже у порога. Неряшливая – более чем обычно – щетина, глаза так и напрашиваются.
– Ты что-то рано. – Мне было так тоскливо без тебя. – Там небольшое происшествие. – Мне не следовало накручивать себя сверх меры, так и убиться можно.
Первое, что заметил Джетт после того, как дверь распахнулась, – запредельный прыжок своего сердца, рванувшегося навстречу рыжей копне волос и голубым, как лагуна, глазам. Затем желеобразную нашлепку на веснушчатой щеке. И на третье исходивший от нее густой рыбный запах.
– Я вылетел пораньше.
Потому что ему надо было срочно увидеться с ней, не по телефону. Посмотреть, как ее лицо вспыхнет от удивления, по крайней мере, он надеялся. Но она, похоже, не особо удивлена, скорее напугана. Он снял каплю с ее щеки, принюхался.
– Ах, не надо. – Ее щеки расцветились под стать желе, она недоверчиво прищурилась на его большой палец. – Я делала мусс из лосося. – Она глянула вниз, на свою одежду. – Несчастный случай. Типа того.
Он слизнул каплю с пальца и тоже посмотрел на ее одежду.
– Понятно. Типа того. – Тут ему в голову стукнула мысль, и внутри стало тепло и спокойно. – Ты готовила обед для меня?
– Не боги горшки обжигают, правда? – Она попятилась. Не отрывая от него взгляда. – Сейчас пойду в душ и избавлюсь от этой вонючей… – Она хлопнула себя по бокам. – Пожалуй, сначала приберу в кухне. Твой блендер, так жаль…
– Пустяки. Все нормально. Добуду тебе другой.
– Прошу, не надо.
Он рассмеялся. Хотелось как следует расцеловать ее яростно розовые губы, упиться лососевым запахом и всем остальным. Черт, надо бы выпростать ее из одежды и вместе нырнуть под дождик душа.
Но эти несколько дней разлуки поколебали непринужденность их товарищеских отношений, сложившихся в Мельбурне, между ними повисло неловкое напряжение. Снова здорово.
– Хочешь, прими там душ, пока я приберусь, а?
– Хорошо. Спасибо. Та запеканка…
– Замечательно. Я чую.
– Ах, ну да, разумеется. – Она повернулась и унеслась стрелой.
Он вперил взгляд в опустевший дверной проем. Никогда не думал, что Оливия может так разволноваться и улететь испуганной птичкой. Такое ощущение, что у них первое свидание, типа, она пригласила его на обед, а он явился слишком рано. Он вгляделся сквозь арку прихожей, там стоял обеденный стол, покрытый кружевной скатертью. Раньше ее там не было. Серебряные приборы. Миниатюрные розочки, ясно, из палисадника. Пять высоких белых свечей в бронзовом канделябре.
Свидание. Смешно. Никогда не ввязывался в такое, если серьезно. И ни одно из «свиданий» никогда не было подкреплено здоровым духом домашних разносолов.
Возможно, разлука даже полезна, поскольку после нее так приятно возвращаться.
«Да нет, ничего особенного», – уверял он себя. Просто немного задержится здесь, помогая ей выйти из прорыва, как и договаривались. Уедет, как только все пойдет на лад. Как и договаривались.
Его обдало жаром, когда он смел останки блендера в совок и упокоил их в той же коробке на выброс. Какие еще сюрпризы заготовила она на сегодняшний вечер? Наполнив раковину мыльной водой, он промыл скамьи посудной салфеткой.
Бывало, женщины изощрялись в кулинарии, норовя впечатлить, понравиться и упечь его в свою постель. Многие преуспели. Поскольку ему хотелось, чтобы его впечатлили и упекли.
Однако Оливия не смотрела ему в рот и не цеплялась к каждому его слову. Напротив, оспаривала его упорно и долго, никакого терпения не хватит. Ее меню выглядит вполне солидно, вдобавок она возилась с лососем.
Славная, сексуальная, умная и храбрая.
Он был только рад заняться пока чем-то полезным, подтер пол бумажным полотенцем, отыскал швабру и ведро, чтобы завершить дело.
Приведя в порядок кухню, он отнес сумку в спальню, где обосновалась она, и прислушался к переливам душа в ванной. Представил, как она запрокинула голову, вода плещется ей на шею, мокрые волосы потемнели под цвет бургундского. Теплые струи омывают ее груди, стекают по животу, наполняют ямку пупка. И еще ниже.
Душистый аромат ее мыльного геля просачивался в комнату, манил. Он не понял, как оказался у двери и постучал.
– Дверь приоткрою, самую чуточку! – выкрикнул он, перекрывая звучный плеск душа. – Чтобы тебе было слышно меня. Ладно?
Никакого отклика, только шум воды, льющейся на керамические плитки. На какой-то миг ему показалось, что она не услышала, затем донеслось приглушенно:
– Ладно.
Он отжал ручку, и облако пара вырвалось ему навстречу из-за открывшейся двери.
– Оливия.
– Когда ты зовешь меня по имени да еще таким серьезным тоном, мне становится тревожно. Что-то?..
– Ничего не стряслось. Ты веришь мне?
Молчание. Ему слышно, как колотится его сердце под плеск воды.
Наконец-таки успокоительное:
– Да.
Он усмехнулся втихомолку.
– Вернусь через пять минут и войду. Хочешь, можешь остаться под душем или же одеться. Если выберешь второй вариант, обдумай свой наряд.
Небольшая заминка, затем:
– Хорошо.
Пульс Оливии учащенно забился, она набрала полные легкие пара под теплыми струями, барабанившими по телу. Поводила пальцами по золотистым рукояткам крана, и водная феерия продолжилась. Она никуда ни собиралась уходить.
Не видела, когда он там вернулся, но заметила смутные движения за запотевшим стеклом.
– Я снова здесь, – сообщил он.
– Вижу. – Почти. Похоже, на нем все те же джинсы и черная майка, но не успел ее конь ударить копытами дюжину раз, как телесный цвет заполонил все окошко ширмы. Высокий мужчина, однако.
Она ухватилась за бортик для мыла, чтобы устоять. И подождать.
– Мне надо, чтобы ты подвинулась, вытащила голову из-под душа и закрыла глаза.
Она исполнила его просьбу и почувствовала, как прохладный сквознячок пробежался по мокрой коже, он открыл перегородку душевой. Он не прикасался к ней, но держал что-то холодное и гладкое у ее верхней губы.