Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как надеялся на него дядя Юстин! Он обещал дяде восстановить великую империю в полном блеске и величии, сполна отплатив немытым варварам за гибель великого Рима.
Словно захлопала крыльями большая птица, ветер взметнул пыль и какой-то мусор с пола. Надо будет велеть высечь поломоек, распустились… Мало ли что дворец в осаде - об этом должна болеть голова у него, императора. Дело рабов - работать.
Воздух словно вскипел, запузырился, и будто из этого кипения вдруг возникла фигурка мальчика лет десяти. Совершенно голого, кстати, только на плечи едва наброшена какая-то белая тряпка. Странно, он никого не заказывал… Нет, и старшего евнуха надо будет велеть высечь. Потом, когда будет подавлен мятеж.
– Кто такой? Имя!
– Меня зовут Резвящийся в восходящих потоках, Юстиниан.
И только тут императора пробрала дрожь. Дошло… Где стража? Как он вошёл сюда?
– Вся стража спит. Я усыпил её, нам никто не помешает. Я послан тебе небом, император.
Огромные крылья распахиваются, сверкая радужно-белым оперением, уничтожая последние сомнения Юстиниана. Ангел… Ангел господень… А он-то считал эти россказни глупыми байками - будто ангелы небесные летают меж людей…
– Ты послан Господом забрать меня в рай?
Ангел чуть улыбается.
– Вот так сразу и в Рай? Тебе хватает дел на земле, Юстиниан. Что ты намерен делать дальше?
Хороший вопрос. Вообще-то всё уже готово - лодка в потайном месте, невидимая со стороны города, золото, резвые кони… Он крепко держится в седле в свои пятьдесят лет, и за ночь можно оторваться от любой погони.
– Как раз это нетрудно - бежать, всё бросив. А что потом?
Да. Да, это правда. Ему уже пятьдесят лет, и скорее всего никакого "потом" просто не будет. Ему подчиняются, перед ним преклоняются потому, что чувствуют силу. Как только он даст слабину, эти твари разом забудут про него и полезут на трон, давя друг друга. Нет, не забудут - убьют, отравят скорее всего, чтобы не путался бывший император под ногами.
– Я должен подавить бунт - хрипло произнёс Юстиниан.
Ангел долго молчал, внимательно глядя на императора своими огромными пронзительными глазами.
– Ты подавишь его. Ни у венетов, ни у прасинов нет никаких конструктивных идей, если не считать идеи прорваться во власть и нажраться всласть. Главари бунтарей давно готовы к предательству, дело лишь в сумме.
Юстиниан выпрямился. Само небо за него…
– Ты не ответил мне, Юстиниан. Ты подавишь бунт. Что дальше?
Император встал во весь рост.
– Я подавлю все бунты. Я восстановлю великую империю, я загоню всех варваров обратно в их дикие степи и тёмные леса. Я освобожу великий Рим!
– Развалины великого Рима.
– Они заплатят за это, грязные варвары. Верь мне, посланец божий! - император порывисто шагнул к ангелу, но на полдороге остановился, одумался - можно ли?… - Я смогу сделать это. У Велизария наготове семьдесят пять тысяч воинов, и есть ещё немалые резервы…
– Прошлое не возвращается, Юстиниан. Тот ли путь ты выбрал?
Император погрустнел. Не верит… Не верит ему божий посланник. А может, не божий? По спине пополз холодок.
– Это мечта всей моей жизни, восстановить былую мощь и славу великой империи. Что может быть благороднее этого?
– Тебе не удастся. Прошлое не возвращается никогда. Всё, что ты сможешь - разрушить оставшееся.
– Чего ты хочешь?
– Не пытайся цепляться за прошлое. Надо смотреть вперёд, император. И прежде всего остановить развал. Отмени рабство.
– То есть? - Юстиниан опешил.
– В прямом. Издай указ об освобождении всех рабов, причём сразу и без всякого выкупа.
Император снова почувствовал, как по спине пробежал холодок. И это велит ему посланец божий?
– Не велю. Советую. И не бойся, что всё рухнет. Да, многое рухнет, но оно и так уже рушится. И не бойся тотального бунта. Вслушайся в те выкрики, за стенами твоего дворца - кто там? Городская беднота, которую науськивают на тебя политические разбойники, главари венетов и прасинов, выбивая из тебя уступки. Дай людям свободу, и эта толпа, что сейчас клянёт тебя, будет тебя прославлять. А главарей… Что ж, они не нужны никому, кроме себя самих. Можешь их уничтожить, чтобы не путались под ногами.
Император задумался. Стоящая идея… Насчёт венетов и прасинов… Нет!
Он уже понял. Никакой это не божий посланник. Это посланец сатаны, рядящийся в белое. Если не сам сатана, искуситель рода человеческого. Надо же выдумать такое - освободить рабов, причём разом! "Да, многое рухнет…" Рухнет всё. Кто будет ломать камень, строить дороги, гнуть спину на плантациях и рудниках, выполнять массу других работ, на которые свободных людей не заманишь и мёдом, но делать которые надо?
– Подумай хотя бы о том, что в твоих владениях началась чума. Если ты сейчас начнёшь войну, она на твоих кораблях расползётся по всему Средиземноморью.
– А разве нельзя остановить чуму?
– Она исчезнет сама, угаснет. Если не будет войны.
– Я понял - Юстиниан выпрямился, и голос его загремел - Нет, ты не посланник божий. Чума - бич божий, и тебе она не подвластна, сатана! Ты пришёл в минуту сомнений моих, чтобы погубить меня и великое дело, которое я задумал. Но я не боюсь! Я не боюсь тебя, исчадие ада! Убирайся в свой ад! - и Юстиниан широко осенил себя крестом. Подумал секунду и осенил крестом исчадие ада.
Ангел стоял, чуть склонив голову набок.
– Идиот. В аду остаёшься ты, Юстиниан. Прощай!
Воздух будто вскипел, и крылатый пришелец исчез. Только ветер вновь взмёл мелкий мусор.
Император постоял, прислушиваясь. Всё тихо, если не считать воплей бунтовщиков, доносящихся с улицы. Он судорожно вздохнул, переводя дыхание. Жив. Жив, назло всем врагам с сатаной впридачу. Он испугался крестного знамения, сатана, и сбежал.
Вот что крест животворящий делает!
Двери в покои императора распахнулись, и в комнату стремительной, летящей походкой вошла императрица Феодора.
– Добрые вести, мой господин! Венеты согласны идти на попятную. Что с тобой? Ты так бледен…
Она подошла вплотную, мягко прильнула. Она всегда чувствовала, когда надо прильнуть, а когда лучше скромно отойти, потупив очи, его Феодора. Он взял её в жёны совсем юной циркачкой, но и сейчас, в тридцать два года, тело императрицы сохраняло тугую цирковую упругость - следит за собой… На мгновение в нём вспыхнуло желание, и женщина прижалась плотнее, почувствовала.
Нет, не сейчас. Уже давно она для него не просто женщина - она его боевой товарищ, испытанный и верный. Самый верный из всех, его глаза и уши, его язык, а порой - чего греха таить - и его голова. А для глупостей полно девочек и мальчиков в гареме…