людей, а в одиночку выбраться и совершенно невозможно. Здесь есть зыбучие пески, драконейши, песчаные бури… и ловушки, расставленные народом Эзур.

— Ты тоже из народа Эзур?

— Нет, — она покачала головой. — Я из Лайффу, из Мира Лайффу. Мир Сефар воюет с нами. Они постоянно посылают к нам абу-наемников, которые похищают женщин и убивают слабых мужчин и детей, чтобы те не смогли отомстить за смерть близких, не пришли к нам на помощь, не вызволили нас из плена Эзур.

— Как ты попала сюда? И как тебя зовут?

— Меня зовут Диры, я — мать четверых детей. В нашем мире женщины выходят замуж довольно рано, в четырнадцать лет.

— А сколько тебе сейчас?

— Двадцать один.

— Ничего себе! Ты старше меня всего лишь на год.

— Всех моих детей убили. Моего мужа отправили на рудники, где выживает лишь один раб из двадцати. Рабы добывают металл зуруу, из которого делают, например, доспехи наёмников. На самом деле, я не так много знаю о мире Сефар. Я здесь впервые, как и ты.

Она всхлипнула и с тоской посмотрела в сторону выхода из повозки.

— Мы должны принять свою участь смиренно.

— Что они собираются сделать с нами?

— Продать на невольничьем рынке. И молись Богине, чтобы ты попала в семью кшатри, а не к боко.

— Почему же?

— Я не могу тебе сказать, чтобы не пугать раньше времени. Потом ты всё узнаешь сама…

Глава 12. Лиор

Терпкое и пряное варево, которое полагалось есть рабам, сильно пахло апельсиновой цедрой и помоями. В итоге, аромат получался сшибающим с ног, и в голове все время звучали тревожные нотки и мелькали яично-желтые отблески, когда я пробовала есть эту гадость. Поэтому я решила поститься. С каждым днем я все сильнее и сильнее худела. Сначала купцы не замечали, что я стала тощей, но чуть позже поняли, чем это грозит, и начали пихать в меня еду насильно. Сначала я пробовала сопротивляться им, но потом осознала, что это бессмысленная трата сил. Меня хлестали по щекам, когда я отказывалась есть, а потом вставляли в рот воронку и насильно заливали в горло эту дрянь. Поэтому горло постоянно болело. Кошмар. Я никогда столько не плакала.

Моя почти ровесница Диры взялась меня опекать. Она научила меня правильно носить чадру и одеяние, похожее на тогу. Ха, да теперь я с закрытыми глазами могу обвязать свое тело так, чтобы ткань ниоткуда не сваливалась и не открывала самые пикантные места. Срамные места, как говорили мои пленители. Блин, я уже начинаю думать как они. Я имела в виду грудь и то, что там у женщин ниже… ну… вы же понимаете? О-манкли, короче. Срамные места, кхе-кхе.

Ночью в пустыне наступал жуткий холод, поэтому по вечерам нам дозволяли спать у костра. Мы очень быстро замерзали до полусмерти в этих тонких рабских одеяниях, которые были предназначены для того, чтобы показать товар лицом, а не согреться. Подобные одежды должны подчеркивать достоинства фигуры и скрывать ее недостатки, если они есть. Также у тог было одно любопытное свойство. Каждую тогу легко сдёрнуть двумя нехитрыми манипуляциями, чтобы обнажить жертву… то есть, рабыню. Выставить напоказ все наши срамные, но такие притягательные места. Вот никак не могу избавиться от этого выражения, прилипло, и всё тут.

— Милая, если ты не прекратишь упрямиться, мужчины могут решить, что твою строптивость следует укротить, — однажды сказала Диры. — Знаешь, что это значит для тебя?

— Ну и что же? — я как-то не особо переживала по этому поводу.

— А то, что Эфир устроит «ночь любований».

— Это ещё что такое? — мне стало жутко любопытно. Ничего себе, новое культурное явление.

Диры наклонилась ко мне и прошептала такое, от чего моя бледная кожа поплыла багровыми пятнами.

— Не может быть!

Диры только пожала плечами.

— Так что будь скромнее и не позволяй им заподозрить себя в том, что ты хочешь сбежать. Мужчины — они как дикие собаки. Пока ты не делаешь резких движений, они на тебя не бросятся.

И вот так вот проходил почти каждый наш однообразный день.

Я чувствовала тоску. Безжизненные краски пейзажа, озаряемого двумя багровыми солнцами, всё так же превращали мир в мертвенно-оранжевую голограмму. Порой я вспоминала блэкера. Кто же он такой? Что он значит для меня? Как ему удается влиять на мою жизнь? Почему я не могу вспомнить его имя? Возможно, это просто мои галлюцинации из прошлой жизни, ну, до того, как я умерла. Наверное, я никогда не смогу в этом разобраться.

Куда запропастился этот невыносимый Рьюга? такое впечатление, что моему собственному варакси наплевать на меня. Где же он? Я его не чувствую. Мне тут, между прочим, угрожает «ночь любований», жалкое рабское существование и таинственная каста боко. Этот бездельник шатается где-то по уже ставшему привычным Элизиуму, и, наверное, даже не вспоминает меня.

В этом странном караване я познакомилась с одним интересным мужчиной. Тот раб, что делил с нами повозку, оказывается, пришел из мира Ровари. В этм мире, который был полностью закован во льды, жили лишь бродячие народы, которые напоминали наших индейцев. Стоп, что я только что вспомнила? Это привет из моей далёкой прошлой жизни? Так вот. Он выглядел живописно: слегка раскосые глаза, густые, длинные чёрные волосы, которые он как-то умудрялся умащивать маслом, а также относительно высокий рост — это и есть отличительные черты жителя мира Ровари. Их женщины не уступают мужчинам ростом, и они столь же выносливы и сильны. Небольшие племена бесконечно воюют за территорию — редкие пастбища для их зверей цзя — как я поняла из коротких разговоров с этим рабом, это домашний скот, от которого получают мясо, молоко, кости и жир. Внешне они похожи на тюленей, однако с длинными передними лапами вместо плавников, и с рогами, как у северных оленей. Самки этих животных живут на суше, кормят молодняк молоком. Самцы обитают в ледяных морях у экватора. Дважды в год у цзя наступает брачный сезон: в день весеннего и осеннего равноденствия. Цзя живут очень долго, около 20 лет Терры. Здесь есть и свои хищники, коварные видбу. Они быстрые, как гепарды, коварные, как росомахи, огромные, как саблезубые тигры, и белоснежные. Это кошки с четырьмы зрачками, длинными костяными хвостами и висячими ушами. У них длинные когти и клыки, которые они могут по желанию втягивать и вытягивать. Так проще поймать жертву. Часто их пищей становятся маленькие амикко — дети из племени этого раба, который очень долго не