– Я не хочу уезжать отсюда без тебя, – возразила Сара.

– Придется, – твердо отрезал Калид. – Если понадобится, ты сделаешь именно так, как я сказал, без всяких колебаний.

Сара освободила руку.

– Ты прекрасно знаешь, что для меня нет жизни без тебя.

– Ну так подумай о детях, – нежно произнес Калид.

Сара помолчала.

– Неужели дела так плохи? – наконец спросила она.

– Пока нет. Но всякое может случиться. Я хочу быть готовым ко всему.

– А я-то подумала, что проблема разрешена, что Малик-бей пообещал вернуть Амелию, как только ты за ней приедешь.

– Бей действительно пообещал это, но султан – другое дело. Он изменчив и непредсказуем. Его людям приходится изо дня в день сталкиваться все с новыми вспышками восстания, и он во всем винит бея. Янычаров разбили недавно в схватке в армянском квартале, а Хаммид знает, что армяне – союзники Малика. Если, не дай бог, Малика убьют, прежде чем я получу девушку, страшно даже представить себе, что с ней может случиться.

Сара накрыла руку мужа своей.

– Как ужасно, что ты оказался в самой гуще этих событий, – печально произнесла она.

Калид резко поднялся.

– Приходилось бывать в переделках и пострашнее. Если бей сдержит слово, все будет в порядке.

– Ты доверяешь ему? – спросила Сара.

– Я поверил ему в тот момент, когда заглянул в его глаза и увидел, что это глаза Османа. Будем надеяться, что я не ошибся и что они братья не только по крови, но и по духу. А теперь позволь мне пойти за Тариком и удостовериться, что мой конь сможет пережить свидание с моим сыном.

Калид вышел из комнаты, а Сара, не отводя взгляда, смотрела ему вслед. Вздохнув, она попыталась вернуться к проверке тетрадей, но цифры на страницах уже не имели ни малейшего значения.

Калид вовсе не паникер. И если он принимает меры к тому, чтобы дать семье возможность покинуть империю, значит, дела действительно обстоят неважно.

Сара сложила руки на столе и, задумавшись, сидела, глядя в одну точку.

* * *

Константинополь расположился на двух континентах: в Европе и Азии – вдоль узкого пролива Босфор, «горла», открывающегося в Мраморное море, мерцающие воды которого чуть дальше встречаются с голубыми волнами Эгейского моря. Красота города сразу покорила Эми. Минареты вздымались ввысь рядом с христианскими храмами, а каменные и деревянные здания теснились вплотную к холмам, смотрящим в море. Это неповторимое смешение восточных и западных красок носило турецкое имя «Истанбул», что значит – «В город», словно в мире больше и не было ни других городов, ни иных дорог.

Приехав в Турцию, Эми не успела рассмотреть Константинополь: большую часть времени она провела на вокзале, дожидаясь отправления почтового дилижанса, и сейчас с изумлением и восхищением вглядывалась в залив Золотой рог, заполненный всевозможными лодками.

Некоторые из них стояли под парусами; европейские шхуны соседствовали с турецкими фелюгами. Но больше всего здесь было «каиков» – узеньких весельных лодок, ловко, с тихим плеском скользивших под мостом Галата. Движение на мосту поражало шумом и напряженностью. Здесь встречались и погонщики верблюдов, и запряженные лошадьми экипажи, и крестьяне, гонящие перед собой блеющих коз, и кочевники в длинных одеждах со своими ослами. Эми с такой жадностью смотрела по сторонам, что голова у нее едва не закружилась. Они с Маликом свернули в пыльную узкую боковую улочку, ведущую к рынку, и девушке пришлось наклониться, чтобы похлопать по шее свою лошадь, не желавшую изменять шаг.

– Не останавливайся, – тут же поторопил ее Малик, взглянув в темнеющее небо. – Сюда?

Лавочники зазывали проезжающих мимо, предлагая горячие пончики и пирожки, жареную рыбу, плов, чебуреки. К тому времени, как путники добрались до крытого рынка, солнце уже почти село, и некоторые торговцы начинали убирать свои товары. Эми проехала вслед за Маликом в ворота и направилась по переполненному людьми базару, не уставая поражаться разнообразию и обилию диковинных вещей.

Но терять время нельзя: они должны как можно скорее вернуться к Анвару. Поэтому Эми сосредоточила свое внимание на том, чтобы провести коня по узкому ряду, до тех пор пока не пришлось спешиться. Она изо всех сил старалась не замечать кипящей вокруг жизни: кудахтанья кур и пронзительных криков гусей, дразнящих запахов – от фимиама до жареного мяса, европейцев, спорящих с торговцами в тюрбанах, радугу разноцветных костюмов – свидетельство невообразимой пестроты этнических групп. Все казалось настолько ярким и шумным, что чувства отказывались принимать этот мир. Он подождет до лучших времен.

Они завернули за угол, и дорожка стала настолько узкой, что по ней могли пройти рядом лишь два человека. Малик остановился и что-то сказал босоногому мальчишке – одному из множества вертевшихся под ногами, кричащих, спорящих и просящих милостыню. Тот принял протянутую ему монетку, взял поводья лошадей и привязал их к шесту.

– Он присмотрит за ними? – спросила Эми, беспокоясь.

– Если хочет получить остальные деньги, которые я ему обещал, то присмотрит, – ответил Малик, взяв ее за руку и направляясь к двери, которая была увешана сплетенными в косы гроздьями чеснока. Деревянная вывеска, качающаяся от ветра, изображала ступку и пестик: даже неграмотный мог без труда понять, чем здесь торгуют.

– Причем здесь чеснок? – Эми показала на гирлянды.

– Дань серому волку, – пояснил Малик.

Эми понятия не имела, что это может означать, но спросить не успела: они вошли в лавку, и внимание ее тут же переключилось на другое.

Внутри оказалось темно и тесно от полок, уставленных бутылками и кувшинами – такими пыльными, что казалось, будто их не трогают годами. С первого взгляда все они казались одинаковыми. Нужно было пристально вглядываться, чтобы найти здесь то, что нужно. Солнце едва проникало сквозь закрытые ставни, но если бы Эми и смогла что-то видеть, то прочитать была бы не в состоянии: буквы были ей абсолютно незнакомы.

Откинулась занавеска, скрывавшая дальнюю часть помещения, и вышла женщина с закрытым, по обычаю, лицом. Огромные темные глаза внимательно смотрели на посетителей.

Малик вздохнул, и выражение его лица изменилось.

– В чем дело? – заволновалась Эми.

– Она из племени курдов. Это горный народ, очень независимый. Даже султан старается обращаться с ними как можно деликатнее и общаться главным образом через их вождей. Ну, будем надеяться, что я сумею с ней объясниться, – ответил Малик.

– Курды не говорят по-турецки?

– Некоторые говорят, но большинство в общении используют язык, напоминающий фарси.[8]Они редко спускаются с восточных гор. Их женщины отважны, хотя, честно говоря, все-таки странно видеть одну из них в качестве владелицы лавки.